И меньше всего на это надеялся. Но я люблю вас всей душой и всем сердцем, это точно. Разве смог бы кто-то слышать вашу последнюю речь и не любить вас? Калли, я только мужчина. И пока могу только бороться. Я люблю вас — вы любите меня. Ваш монолог, конечно, ерунда, я не верю в нем ни одному слову. А теперь, прежде чем мы с вами оба не попали в исподнюю — по Лестеру, отправляйтесь в свою спальню. Сию же минуту. Сразу после того, как я вас поцелую.
— Поцелуете меня? Вы не смеетесь? Вы действительно любите… О, Саймон, это замечательно! — Калли чуть не задохнулась, когда его рот накрыл ее губы, передавая им свое тепло.
Но Саймон Роксбери был человеком слова. Не прошло и пяти минут, как она оказалась в своей спальне, вся в мечтах и со странным свербящим ощущением в теле. Она жаждала полнее вкусить сладость момента, который ей только что подарил этот зловредный человек. Но ничего не произойдет, пока Ноэль Кинси не исчезнет из их жизни, с грустью заключила она.
Вот бы как-нибудь это ускорить!
— Саймон, можно тебя на минуту? — окликнула его Имоджин, когда на следующий день утром он проходил мимо двери в гостиную, куда подавали завтрак. — Если, конечно, у тебя еще есть время для твоей матери — несчастной души, женщины, которая произвела тебя на свет, претерпев часы, нет — дни родовых мук, чтобы выдавить тебя из своего чрева и…
— Мне кажется, я начинаю что-то смутно припоминать, мадам. — Саймон повернулся и вошел в комнату, не давая матери, по обыкновению, перейти к довольно неэстетичным подробностям. — Что случилось на этот раз, мама?
Натуго зашнурованная Имоджин откинулась назад. Лучше так, чем никак, потому что согнуться в поясе она и вовсе не могла. Но в результате, упершись в жесткую деревянную спинку, она не расслабилась, а еще больше напряглась.
— Сын, если ты сам не понимаешь, то я решительно не намерена тебе объяснять! — объявила виконтесса, гневно сверкая глазами, будто он только что разбил ее материнское сердце на миллион осколков.
Саймон выдвинул стул и сел, хотя уже завтракал часом раньше.
— Я чувствую, это займет некоторое время, — сказал он, протягивая руку за сдобной булочкой, которую кто-то оставил на блюде. — А если я просто извинюсь и пообещаю больше никогда так не делать, это поможет?
Имоджин издала низкий трубный звук.
— Значит, нет, — улыбаясь, заметил виконт. — Я думаю, что нет. Ну хорошо. Тогда продолжай, мама. Впрочем, что я говорю, тебе, надо полагать, не требуется мое разрешение. Давай рассказывай. Надеюсь, ты не собираешься меня освежевать?
— Не прикидывайся, Саймон! — властно сказала виконтесса, запихивая в рот кусок бекона. — Ты бываешь излишне многословен и остер, когда разговариваешь со своей любимой немолодой матерью, но тупости я за тобой никогда не замечала. Ладно, поскольку я тебя люблю, я тебе помогу. Так и быть, дам одну или две подсказки. Напряги память, сын. Чего я не делала последние две недели? Можешь ты это сказать?
Чего не делала его мать?
По-прежнему причитала, что ее ждет участь вдовствующей виконтессы. Потом заявляла совсем обратное, и никто не знал, что на самом деле было у нее на уме.
Но чего же она все-таки не делала?
Саймон задумался, и вдруг его осенило, так что он едва удержался, чтобы не сунуть палец за воротничок, неожиданно ставший слишком тесным
— Не спала? — спросил он тогда, состроив гримасу.
— Теперь ты понял? Ну вот, видишь, ты не тупой! Правильно, Саймон, я не спала. Вот и вчера я не ложилась допоздна. Ночью я немного проголодалась и решила пойти на кухню. Я не имею привычки беспокоить слуг, когда могу сделать что-то сама. И знаешь, кого я обнаружила на кухне? Силсби! Свернувшегося клубочком на столе и сладко посапывающего. А ты не догадываешься, почему он оказался на кухне? Прерви меня в любую минуту, когда пожелаешь признаться.
— Видимо, Силсби пробирался в мои покои, на свое обычное место, — предположил Саймон, — но когда подошел к спальне, понял, что там на кровати меня караулит Калли. Он решил, что собственная жизнь дороже, и поэтому отправился на кухню. Я всегда говорил, что в этом громадном доме помещение для слуг слишком тесное.
— Оно не было бы таковым, если бы ты не нанимал каждого второго лакея и горничную в Лондоне, — резонно заметила Имоджин. Она быстро замахала руками наподобие крыльев ветряной мельницы и подвинулась вперед, плюхнувшись локтями на стол. — Итак, теперь, когда мне все известно и ты об этом знаешь, что ты собираешься делать? Я отпустила тебе пол-утра, надеясь, что ты сам придешь ко мне. Но ты не пришел. Тебе должно быть стыдно, Саймон. Стыдно!
— Имоджин, но ничего же не случилось! — Виконт вздохнул, качая головой. — Не то чтобы я этого не хотел, — признался он со смущенной улыбкой — все-таки он разговаривал со своей матерью, — просто, пока я не разделаюсь с Филтоном, я не могу…
— Ты компрометируешь девушку, Саймон. Ты любишь ее, я всегда это знала. И ребенок тоже без ума от тебя, есть такой грех. Поэтому теперь вы двое порхаете среди ночи между двумя спальнями. Я не могу притворяться слепой. И не хочу, потому что меня коробит от всего этого. Просто коробит. Так почему не покончить с этим? Ведь уже совершенно ясно, что дальше тянуть нельзя. А ты, как маленький мальчик, продолжаешь свою глупую игру с Филтоном!
— Игра, как ты это называешь, мама, почти закончена. Я собирался сказать тебе об этом как раз в тот момент, когда ты меня прервала. С Филтоном все получилось очень легко, почти что само собой. Сегодня вечером в «Уайтсе» мы поставим точку. Что касается остального, я уже отправил записку в Палтини. Все трое джентльменов приглашены сегодня на скромный обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98