На мгновение Эвелин почувствовала укол совести. Ее образ жизни действительно целиком подчинен делу, однако все равно семья в ее системе ценностей оставалась на первом месте.
– Но ты же знала, что для тебя я всегда найду время, – твердо сказала Эвелин. – Знай я, что у тебя неприятности, тут же бросила бы все дела и примчалась к тебе в Йорк. Ведь ты же не могла этого не понимать, дорогая?
Помявшись, Розалинда кивнула.
– Я бы хотела, пройдя через это испытание, стать такой же сильной, как ты. Но ничего не получится: я слишком слаба.
– Ничего подобного, – возразила Эвелин. – Просто ты на шесть лет моложе, вот и все. Кто же может бесстрастно пережить такую встряску? Насколько я понимаю, родителям ты ничего не рассказывала? – И, когда Розалинда отрицательно замотала головой, заметила: – Не собираюсь тебя осуждать за это, они и так сходят с ума от опасений, не наделала ли ты глупостей. – Эвелин внимательно вглядывалась в грустные глаза младшей сестры, пытаясь понять, остались ли у той хоть какие-то силы, и все же спросила: – И ты… ты не могла позволить себе ребенка?
– Да конечно могла, – бросила Розалинда. – Но… он был категорически против. Сказал, что это идиотская идея – вешать себе на шею ребенка, пока я учусь. И предупредил, что вся моя жизнь пойдет к черту.
– Значит, он не предложил тебе выйти за него замуж и не пожелал взять на себя ответственность за ребенка?
– Нет. И ясно дал это понять. – Розалинда не скрывала горечи и боли. – Он сказал, что, если я решусь оставить ребенка, он к нему не будет иметь никакого отношения.
Эвелин снова почувствовала прилив ненависти к человеку, который с такой холодной безжалостностью обошелся с Розалиндой.
– Этот тип… твой приятель, он что, тоже студент?
– Нет, – покачала головой Розалинда. – Я встретилась с ним в Лондоне, когда гостила у тебя на летних каникулах.
Вытаращив от удивления глаза, Эвелин потрясенно спросила:
– Ты же не хочешь сказать, что он один из моих друзей?
– Нет, конечно же нет, – заторопилась Розалинда. – Я встретила его случайно.
– Кто он?
– Это уже неважно. Я хочу забыть о нем, вот и все. Просто… просто выкинуть из головы все, что случилось.
На глаза у нее снова навернулись слезы, и Эвелин с сочувствием сжала ей руку.
– Конечно, ты так и сделаешь, дорогая. Все будет хорошо. Как только тебя выпишут, ты переберешься ко мне и останешься, пока не оправишься настолько, чтобы вернуться в Йорк.
Однако, несмотря на спокойный тон, Эвелин испытывала жгучую ненависть к незнакомому ей мужчине. Должно быть, предположила она, этот тип намного старше Розалинды и, судя по всему, привык выпутываться из пикантных ситуаций. Эвелин хотелось задать еще несколько вопросов, но сестра смежила веки, давая понять, что устала. Что ж, придется подождать до поры до времени. Правда, Розалинда может вообще не назвать имени соблазнителя: порой сестра становилась упрямой как ослица. Наверное, именно по этой причине она и не обратилась поначалу за помощью. Взглянув на часики, Эвелин прикинула, когда ее попросят покинуть клинику.
Она отправилась на поиски кого-нибудь из медперсонала и в одном из кабинетов увидела сидящую за столом женщину в белоснежном халате, которая старательно что-то писала. Когда Эвелин появилась на пороге, женщина подняла на нее усталые глаза.
– Чем могу помочь, мисс?
– Я сестра Розалинды Брокуэй. Когда ее можно будет забрать домой?
Медсестра порылась в карточках и заглянула в одну из них.
– Давайте посмотрим… Операцию мисс Брокуэй сделали сегодня днем, так что ее могут выписать к вечеру, но ее пребывание оплачено до завтрашнего утра.
– В самом деле? – нахмурилась Эвелин, поскольку стипендии Розалинды явно не хватило бы. Разве что платил этот негодяй. В надежде узнать его имя, она небрежно спросила: – Кто оплатил ее пребывание здесь?
– Мне очень жаль, но я не имею права разглашать подобную информацию, – строго сказала медсестра.
Эвелин оценивающе посмотрела на нее: скорее всего женщина нуждается в деньгах. Вынув из сумочки десять фунтов, Эвелин улыбнулась.
– Не затруднит ли вас передать эти деньги на благотворительность? – И положила деньги на стол.
– Да, думаю, что знаю, куда их пристроить, благодарю вас. – Женщина извлекла из бокового ящика папку и, вынув из нее лист, положила его на стол. – О, прошу прощения, я на минуту вас покину: надо проведать пациента. – Она исчезла, по пути прихватив деньги и сунув их в карман халата.
Стандартный больничный бланк содержал данные Розалинды: имя, возраст и так далее. В качестве адреса был указан Йоркский университет. Счет же был выписан на имя некоего Уоррена Хантера, который предпочел расплатиться чеком. По крайней мере, у приятеля Розалинды хватило благородства, чтобы оплатить аборт. Хотя этот факт должен был частично удовлетворить Эвелин, он, как ни странно, разгневал ее еще больше.
Кроме того, Эвелин не сомневалась, что где-то слышала это имя. Она порылась в памяти, снова ужаснувшись, что Розалинда могла познакомиться с Хантером через нее. Но, хотя на память Эвелин никогда не жаловалась, на этот раз та отказала.
Вернувшись в палату сестры, она, стараясь казаться бодрой, объявила:
– Ты можешь остаться тут до утра, оказывается, все оплачено. Ты устала, так что я покину тебя, чтобы ты могла выспаться, и поеду домой, приготовлю для тебя комнату. Вернусь вечером. А завтра утром, как только скажут, что тебя можно выписывать, я тебя заберу. Впрочем, если хочешь, могу остаться с тобой. Только скажи.
– Спасибо, не надо. – Розалинда вздохнула и попыталась улыбнуться. – Со мной все будет в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41