Несколько минут он стоял неподвижно, ощущая какую-то пустоту в груди, но, похоже, так и не нашел что сказать или сделать. Наконец он приподнял руку — что могло сойти за прощальный жест — и, развернувшись, направился к машине. Солнце уже взошло, и ему на память неожиданно пришел стих из Экклезиаста. «Тоже мне — экс-спортсмен, цитирующий Святое Писание, — мысленно одернул он себя, — старик сказал бы, что я совсем рехнулся».
Казнен? Что, черт побери, сержант Краудер имел в виду, говоря это? Ромстед раздраженно тряхнул головой. Нечего попусту тратить время, пытаясь разгадать этот ребус. Надо поскорее поговорить с кем-нибудь, кто сможет ответить на его вопросы, И он направился обратно в город.
Ему нужно где-то остановиться. Вполне возможно, что придется провести здесь целый день, а значит, перед обратной дорогой необходимо попытаться хоть немного поспать. Как раз справа показался мотель «Конестога» — с виду ничем не хуже любого другого. Ромстед свернул к нему, миновав porte cochere, остановился прямо у конторы. За стеклянной витриной располагался ряд игральных автоматов, поджидавших азартных туристов, а за столом крашеная блондинка с отдававшими в голубизну волосами перелистывала газету и прихлебывала кофе. Когда Ромстед вошел, она с улыбкой подняла на него глаза. Да, свободные номера есть.
— И большая кровать, если она вам нужна, — добавила он, не слишком объективно оценивая габариты Ромстеда.
— Прекрасно. — Он принялся заполнять регистрационную карточку, пока блондинка доставала ключ.
— Вы к нам надолго, мистер…
— Ромстед, — подсказал он. — Возможно, всего на день.
— Ах так. — Как и парень на заправочной станции, женщина пристально взглянула на него, как бы собираясь что-то сказать, но промолчала. — Понятно. — Улыбка не исчезла, но что-то в ней изменилось: теперь она в точности соответствовала иллюстрации из руководства для гостиничных служащих.
Ромстед передал кредитную карточку «Америкэн экспресс», удивляясь столь неожиданной реакции на свое имя. Старик никогда не стыдился быть на виду в куда более оживленных местах, чем Колвиль, и если что и волновало его в этой жизни, так уж, конечно, не забота об общественном мнении.
Ромстед расписался на бланке и, забрав ключ, вышел. Комната 17 находилась на первом этаже, окна выходили на небольшой плавательный бассейн и солярий с зонтиками и плетеной мебелью. В некоторые машины, припаркованные перед отдельными коттеджами, садились путешественники, готовясь снова двинуться в путь.
День разгорался, становилось все жарче, но в комнате за тяжелыми зелеными портьерами было прохладно и сумрачно; слегка пахло какой-то аэрозолевой дрянью, призванной имитировать запах свежего воздуха, — в общем, то же самое, что и в миллионе других подобных мест, размещавшихся вдоль бетонной реки шоссе. Ромстед бросил сумку на полку для багажа и включил свет. Усевшись на край кровати, он потянулся за тонким телефонным справочником, лежавшим возле телефона. Справочник охватывал весь округ, сельских абонентов и, вдобавок к Колвилю, прочие мелкие городишки, но никакого Гуннара Ромстеда в нем не значилось. «Значит, незарегистрированный номер», — решил он. «Желтые страницы» поведали, что в городе два похоронных бюро, но ни одной мастерской по изготовлению надгробий и ни одного камнереза. Следовательно, камень привезли из Рино. Но чем гадать на кофейной гуще, лучше попытаться узнать обо всем в конторе шерифа и заодно выяснить, не осталось ли каких-либо неоплаченных счетов.
Ромстед побрился, принял душ и вышел из ванной, энергично растираясь полотенцем, — мощного телосложения кареглазый мужчина с ручищами кулачного бойца, весь покрытый глянцевым загаром, за исключением узкой полоски на бедрах. Он расчесал выгоревшие на солнце светлые волосы, тем самым лишь слегка улучшив ничем не примечательную прическу, улыбнулся своему отражению в зеркале и сунул расческу обратно в несессер.
Потом надел брюки и спортивную рубашку. До центра города было недалеко, так что машину брать незачем. Ромстед вышел на улицу. Солнце палило нещадно. Он уже привык к жаре и почти не обращал на нее внимания, но все же отметил непривычную сухость воздуха и легкий запах пыли и полыни. Не все конторы еще открылись, поэтому он не спеша двинулся вдоль улицы.
По дороге ему попалась кофейня с парой газетных автоматов у входа. В одном продавалась «Сан-Франциско кроникл». Пошарив в кармане, Ромстед вытащил мелочь и чуть было не опустил монетку, когда заметил, что это вчерашний выпуск — для сегодняшнего еще слишком рано. Войдя внутрь, он заказал кофе, — и полузабытое воспоминание кольнуло память. Что это было? И где? Теперь он вспомнил и печально усмехнулся.
Это произошло в Нью-Йорке. Эрик Ромстед, будучи еще курсантом военной академии в Пенсильвании, получил увольнение, чтобы повидаться с отцом, пока его корабль находился в порту. Они где-то пообедали, а потом отец ловил такси, чтобы повезти сына на стадион «Янки», на футбольный матч. Машина уже подруливала к тротуару, когда отец опустил монету в газетный автомат. Таблички, что автомат неисправен, не было, но газеты он так и не выдал и проглоченную монету не вернул. Кнопка возврата тоже не работала. Прохожие оборачивались, чтобы поглазеть, как автомат опять кого-то обжулил, заглотнув никель. На месте отца кто-нибудь другой встряхнул бы его и с недовольным ворчанием пошел прочь, но Гуннар Ромстед отступил назад и спокойно врезал английским башмаком двенадцатого размера прямо по стеклянному окну, достал газету, сунул ее под мышку и зашагал к такси, пока он, Эрик, ошеломленно таращил на него глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9