Он пошел с ними к устью ущелья. Он держался поближе
к Викри, так как знал, что если отстанет от него, тот сбежит. Он не хотел
остаться один среди этих существ, похожих и непохожих на мужчин и женщин.
Последние деревья остались позади. Они прошли между каменными
столбами ворот, и перед ним открылось ущелье. Оно было полно голосов и
смутных движущихся силуэтов, и в глубине горело белое погребальное пламя,
как сверкающий под ослепительным солнцем снег. Викри остановился и что-то
невнятно произнес. Человеческая речь уже покидала его.
Комин надел тесный костюм и сунул голову в шлем. Он боялся.
В предохраняющем от излучения металлическом костюме с лицевой
пластиной из просвинцованного стекла, ограничивающей поле зрения он
почувствовал себя еще хуже. Пот пропитал одежду, консервированным воздухом
из баллона было трудно дышать. Он ковылял за Викри по тропе, ставшей на
скале широкой и гладкой. Вокруг него были тела, нагие тела. Многие из них
оказались женщинами с белыми бедрами и остроконечными грудями, но они не
возбуждали в нем страсти, а мужчины не заставляли его стыдиться. Казалось
естественным, что они идут раздетыми, как ветру естественно дуть.
Они торопились, лица их были веселыми. Звук голосов замирал по мере
того, как все меньше и меньше людей оставалось на открытой тропе. Дикие,
странные очертания скал тянулись по обеим сторонам, с вершинами,
купающимися в медном лунном свете. Но они были высоко над головой. Комин
шел в темноте, где не было ни лучика света, кроме огня, притягивающего и
зовущего. Нечто заразительное начало поступать к нему от Викри и
остальных, и он тоже ощутил нетерпение добраться до огня. Но с каждым
шагом к огню страх становился все больше.
Дно ущелья все круче уходило вниз, тропа шла по нему, и в скале
открылся огромный грот. Белый огонь шел оттуда, и Комин понял, что свет,
который он видел прежде, был лишь отсветом этого огня. Тропа расходилась
по обеим сторонам грота, и последние люди уходили по ним в обе стороны.
Комин остановился.
- Викри! - закричал он. - Викри!
Но Викри исчез. Комин ухватился за скалистую стену, вцепился в нее,
чтобы удержаться на месте. Он стоял на краю грота, на самом пороге, решая,
убежать или нет. И теперь он увидел, почему тропа расходилась.
Пол грота был широкой открытой расщелиной. Через нее лился вверх
белый свет, заря ослепительной, чуть рябящей чистоты. Края расщелины и
потолка грота над ней горели смутными огнями. Комин подумал, что века
бомбардировки трансурановой радиацией превратили обычную скалу во что-то
иное, так что радиацией теперь был наполнен весь грот.
Комин не мог заглянуть в расщелину, он стоял слишком далеко от нее и
не под тем углом. Но он видел выступы по обоим сторонам, образующие на
стенах грота грубые ступени. На них толпились люди, с взволнованными
взглядами, у них были счастливые лица детей на празднике. В одном месте
часть выступа немного нависала над расщелиной. Там стояли длинные носилки
из грубых шестов, накрытые пышной горой цветов. И цветы шевелились от
движений того, кого они скрывали, а возле носилок стояли двое мужчин. На
таком расстоянии при ослепительном блеске Комин не различал лиц. Но он
понял, кто они.
Он отпустил скалу, стиснул зубы и вошел в грот.

13
Люди были еще в движении, и он шел вместе с ними, нелепая негнущаяся
фигура среди нагих людей. Нижние выступы были заполнены, но люди
поднимались по грубым ступеням, наклонным или извивающимся по стенкам
грота. Здесь была тишина, и чувство какой-то застывшей силы. Комин бежал в
толпе, направляясь к Паулю Роджерсу. Он чувствовал, что времени у него
почти не осталось. Белый огонь рвался из расщелины, великолепный и жуткий.
Комин окликнул Пауля по имени, но голос заглушил шлем, и люди на краю
расщелины не услышали его. Они подошли и подняли носилки с телом Стрэнга,
и каскад сверкающих цветов полился с них на землю.
Поток на верхних уступах ускорил движение. Бронированные ботинки
Комина тяжело стучали по камню.
Медленно, очень торжественно люди наклонили нижнюю часть носилок и
дали телу Стрэнга, по-прежнему шевелившемуся, соскользнуть в пропасть.
Все замерли. По выступам пронесся вздох, и наступила тишина,
неподвижная, бездыханная, и только Комин, бегущий по краю расщелины,
выкрикивал имя Роджерса.
Даже из заглушающего шлема голос его звучал в тишине резко и громко -
и люди медленно повернулись к нему. Они далеко ушли в странной жизни,
которой жили теперь, были вызваны обратно против воли, и это причиняло им
боль. Полотнища огня рвались вверх, изгибаясь над головами, как волны. Их
лица, увлеченные и мечтательные, дрогнули от боли, причиняемой гремящим
молотом голоса Комина.
Он протянул затянутую в перчатку руку, положил ее на голое плечо
Пауля и снова прокричал его имя. И лицо, глядевшее на него сквозь
освинцованное стекло, было лицом Пауля Роджерса, каким он знал его всю
жизнь, и одновременно не было им. Пауль Роджерс исчез, и его заменил
кто-то другой, кто-то за пределами его понимания. Комин убрал руку и вновь
ощутил страх.
Колеблющиеся белые огни тянулись к мерцающему потолку, люди ждали на
выступах, и глаза, забывшие все знания и дела человеческие, глядели на
Комина, и в них было беспокойство. Затем, словно открылась давно
захлопнувшаяся дверь, в них появилось узнавание, а затем тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40