Садись!
Раб подвел к нему оседланное животное и держал на поводу, не глядя ни на Тревера, ни на Коринов.
– Ладно, – согласился Тревер, – поеду.
Он сел в седло и ждал. Глаза его горели точно раскаленные угли от сжигавшей его ненависти. Корины сомкнулись вокруг него. Предводитель отдал приказ, и они поскакали к далекому городу.
Тревер,.видимо, по дороге задремал, потому что вдруг оказалось, что солнце уже село, и они подъезжают к городу.
Когда он впервые видел этот город издалека и не мог соразмерить его ни с чем за исключением высоченных горных ликов, он решил, что это просто город, выстроенный из камня. Теперь же он видел его вблизи.
Черные тени легли на город и на долину, но на противоположной горной стене на половине ее высоты был еще свет и бросал отблески на темное нeбо, так что все, казалось, плыло в каком-то странном измерении между ночью и днем. Тревер смотрел, закрывал глаза и снова смотрел. С размерами было что-то не так.
Он быстро взглянул на Коринов с жутким ощущением, что он съежился до размеров ребенка. Но Корины не изменились, по крайней мере по сравнению с ним.
Он снова повернулся к городу, стараясь представить в перспективе его картину.
Город поднимался прямо из развалин. Не было ни постепенного перехода к предместьям, ни окруженных садами вилл, ни рядов коттеджей. Город поднялся, как утес, и возник торжественный, массивный, приземистый и безобразный. Дома были квадратные и стояли плотным строем, невысокие, в основном одноэтажные. Но Тревер чувствовал себя перед ними карликом, хотя никогда не испытывал такого перед земными небоскребами. Это ощущение было странным и почему-то пугающим.
Не было ни оград, ни ворот, ни дорог, ведущих в город.
Верховые животные только что шли по траве равнины, и вот уже их когти стучат по каменной мостовой, и здания окружают их, неуклюжие, неизящные, кажущиеся печальными и одинокими в призрачном свете.
В домах стояла тишина, не было света в черных амбразурах дверей. Последний свет заходящего солнца просочился через высокие пики и лизнул верхнюю часть стен домов – они были древними. “Почти такими же древними, – подумал Тревер, – как сами пики”.
И глядя на оконные амбразуры, на двери, ведущие к ним ступени, Тревер вдруг понял, что в них не так, и скрытый доселе страх взыграл в нем с полной силой.
Город и дома в нем, двери и ступени, высота окон – все было совершенно пропорционально, вполне нормально., если люди, жившие тут когда-то, были ростом в двадцать футов.
Он повернулся к Коринам, спрашивая:
– Вы не строили этот город. Кто строил этот город?
Корин по имени Гелт рявкнул:
– Заткнись, раб!
Тревер посмотрел на него, на других Коринов. Что-то в их лицах и манере, с какой они ехали по темнеющим пустым улицам, говорило ему, что они тоже боятся.
– Вы, Корины, – сказал он, – надменные полубоги, ездящие вокруг и посылающие своих соколов охотиться и убивать, – вы больше боитесь своего хозяина, чем рабы вас!
Они повернули к нему мертвенно-бледные лица, горящие ненавистью. Он вспомнил, как Тот захватил его мозг, и какое это было ощущение. Теперь он многое понял.
– Ну, и каково быть в рабстве, Корины? – спросил он. – Быть в рабстве не только телом, но мозгом и душой?
Гелт повернулся, как разящая змея. Но удара не последовало. Рука, поднявшая тяжелый хлыст, внезапно остановилась, а затем упала. Глаза Корина пылали беспомощной злобой под мерцающим солнечным камнем.
Тревер невольно рассмеялся:
– Оно желает видеть меня живым. Значит, я пока в безопасности и могу высказать вам все, что я о вас думаю. Вы все еще каторжники, не так ли? И это после трехсот лет! Ну, неудивительно, что вы ненавидите рабов.
Конечно, не те каторжники. Солнечные камни не дают долголетия. Тревер знал как размножаются Корины: они крадут женщин из числа рабов, родившихся мальчиков оставляют, а девочек убивают. Он снова засмеялся.
– В сущности, не так уж и хорошо быть Корином, а? Вы даже не можете почувствовать вкуса охоты и убийства.” Неудивительно, что вы ненавидите всех! Люди порабощены, это верно, но они – не ваша собственность!
Вероятно, им очень хотелось убить его, но они не могли. Это было хозяином запрещено. Тревер смотрел на них в последних искрах света. Драгоценности и роскошные доспехи, тяжелые от золота уздечки животных, оружие – все это выглядело теперь глупым, как бумажные короны и травяные бороды, которые надевают дети, играя в королей. Здесь не было лордов или хозяев.
Были только мелкие людишки и рабы. И солнечные камни были эмблемой позора.
Кавалькада ехала дальше. Пустые улицы, пустые дома, холодные окна, слишком огромные, чтобы через них смотрели человеческие глаза, ступеньки, слишком высокие, чтобы по ним взбирались человеческие ноги.
Полная тьма, первый удар грома, первый блеск молнии между утесами. Теперь животные торопились и неслись почти галопом, подгоняемые разрядами молний и едким дождем.
Всадники выехали на большую площадь. Вокруг нее стояли плотные ряды домов, освещенные факелами; в безмерно огромных домовых дверях там и сям стояли маленькие фигурки Коринов.
В х:амой середине площади стояло низкое каменное здание, без окон, с единственной дверью. Корины спешились и привязали своих животных перед этим неосвещенным входом.
– Слезай, – сказал Треверу Гелт.
Красноватая вспышка в небе показала землянину лицо Корина. Тот улыбался, как волк, готовящийся убить. Ударил гром, и дождь превратился в ливень, и Тревера втолкнули в дверь.
Он спотыкался на продавленных плитах в полной темноте, а Корины шли уверенно, как кошки. Тревер понял, что они часто были здесь, и понял также их ненависть к этому месту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18