Когда он наконец оторвался от ее губ, ее сердце колотилось так бешено, что она едва дышала, желание трепетало и пульсировало в каждой клеточке, каждой жилке тела.
Эва с трудом сфокусировала взгляд на его мрачном лице. Он сжал сильными пальцами ворот ее тонкой шелковой рубашки и, резко дернув, разорвал надвое. Треск рвущейся ткани неестественно громко прозвучал в напряженной тишине. Эва замерла от страха. Его горячие руки сжали обнажившиеся груди. Эва почувствовала, как ее тело становится податливым, мягким, словно бескостным.
Когда же он припал губами к ее груди, с ее уст сорвался сдавленный стон и она в безудержном порыве всем телом потянулась к нему.
Он снова поднял голову и окинул ее взглядом. Затем, сдернув остатки шелковой рубашки, закрывающие ее живот и ноги, уверенным движением провел снизу вверх по стройному бедру, коснулся влажного горячего живота; и нарастающее с каждой секундой возбуждение властно завладело Эвой.
— Нет, не думаю, что ты сможешь меня ударить, — негромко, но отчетливо выговорил он.
Эва с усилием напряглась, стараясь сосредоточиться на его словах, вынырнуть из жаркого потока наслаждения.
— Что?.. — пробормотала она, заставляя свой голос не дрожать.
— Когда я дотрагиваюсь до тебя, ты обо всем забываешь. Стоит мне прикоснуться к тебе в любое время дня или ночи, и ты мгновенно подчиняешься моим желаниям. Двух недель мне было недостаточно, чтобы в этом убедиться. Я получаю от тебя все, что хочу и когда только захочу.
— 3-зак, что ты…
— …Что говорю? — Пылающие глаза смотрели холодно и надменно. — Боже, я вовсе не жалуюсь, моя красавица. Вот только целый год потерян впустую. Я совершенно напрасно осторожничал, даже самому теперь неловко вспомнить. А было бы весьма забавно вгонять тебя в краску между шкафами с документами. Ты даже в разгар ссоры не можешь не обнимать меня! Так что, если ты и сохнешь по твоему смазливому блондинчику, почему я должен быть в претензии? В постели ты все равно готова всегда утолить мои естественные потребности… и свои тоже.
Эва потрясение уставилась на него. Впервые до нее дошло, что Зак может испытывать ревность, и эта мысль даже отодвинула на задний план обидное содержание его слов.
— Я и не думала о Трое, — как можно спокойнее и мягче произнесла она, стараясь заставить его поверить ей, и, если бы он хоть немного подбодрил ее, она сказала бы гораздо больше…
Но напрасно. В ответ Зак с оскорбительным равнодушием обвел глазами ее обнаженное тело, потом снова посмотрел ей в лицо.
— Да, именно сейчас ты не думала, — произнес он с таким явным презрением, что Эве показалось, будто он дал ей пощечину, — Но видишь ли, я не только в постели жду от тебя полного подчинения… Ты можешь страдать сколько тебе угодно, оплакивая разлуку с Воглером, но я советую тебе с этой минуты предаваться своим настроениям наедине с собой. Когда ты целый день представляешь из себя оскорбленную королеву, это действует мне на нервы.
Эва внутренне сжалась, иллюзорная догадка, что муж мог ревновать ее к прежнему возлюбленному, развеялась как дым. Люби его сколько душе угодно, вот каков был смысл его слов. Но только не раздражай меня своими глупыми переживаниями.
Эва чувствовала себя бесконечно униженной. Она поняла и другое — ее способность вести себя в постели как самая отъявленная развратница-вот единственное, что ценит в ней Зак!
Охваченная стыдом, она дрожащей рукой схватила простыню, неловко натянула на себя и отодвинулась как можно дальше. Ее кожа покрылась
Липкой испариной. Зак использует ее тело как оружие против нее же самой. Он заставил ее выглядеть в собственных глазах дешевой и жалкой. Когда-то Брэд назвал его холодным, лишенным эмоций человеком…
Эва оцепенело смотрела в поразительно красивые, но пугающе непроницаемые глаза, и ее охватило ощущение, словно она заглядывала в пасть удава, скованная своей слабостью.
Зак нахмурился, пробормотал что-то по-гречески и решительно привлек ее к себе. И Эва с горечью ощутила знакомое волнение… она знала, что Заку ничего не стоит вызвать в ней желание, что бы он ни сказал, что бы ни сделал перед этим. И эта мысль глубоко ранила ее, но заодно и отрезвила. Она протестующе подняла плечи.
— Не трогай меня!
Он сильнее сжал ее мускулистыми руками,
— Эва… я не смогу продолжать оставаться утешительным призом. Если хочешь сохранить наш брак, ты должна забыть о своей великой любви, — отчеканил он.
Упоминание о браке заставило Эву побледнеть.
— Так же, как ты забыл Кетрин? — взволнованно прошептала она.
Его угольно-черные брови сошлись на переносице.
— Господи, о чем ты?
— Ты ведь не можешь сказать, что забыл ее, правда? — с жаром выкрикнула Эва.
— Кетрин здесь абсолютно ни при чем, — резко и язвительно промолвил Зак.
Эва отвернулась. Ее бедное сердце так и норовило выскочить из груди.
— Я слышала, как кто-то сказал… на нашей свадьбе… что я ее точная копия….
Слова были произнесены. Наступило томительное молчание, которое, казалось, будет длиться вечно. Эва ждала, затаив дыхание.
— Что ты молчишь? — наконец пробормотала она.
Зак шевельнулся, и лампа на столике погасла.
— Мне нечего сказать, — произнес он без всякого выражения.
Ответ ошеломил Эву. Замерев, она лежала, напряженно вглядываясь в темноту. Но Зак, по-видимому, больше не собирался ничего предпринимать. В его вздохе, который долетел до Эвы, не послышалось ни досады, ни разочарования, скорее ленивое удовлетворение. Он вытянулся на простынях из тонкого льна, и скоро она услышала, как он задышал глубже и ровнее. Он спал, и Эва поняла, что медовый месяц кончился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51