Одного этого Филиппу наверняка было бы достаточно, а тут еще обморок Максимилиана…
Одри потихоньку вернулась в комнату старика, села рядом с кроватью и стала наблюдать за ним. Около трех ночи появилась Франсуаза, и в добрых глазах экономки было столько заботы и тепла, что Одри без слов уступила место у ложа больного.
Она медленно добрела до спальни, покинутой ею несколько часов назад, и, оказавшись там, начала расхаживать из угла в угол, не переставая задаваться вопросом, где может находиться Филипп. Неужели перебрался в одну из комнат для гостей? Судя по его состоянию, думала Одри, он вряд ли сразу отправился спать.
После некоторого колебания она покинула спальню и спустилась вниз. В элегантной гостиной, где несколькими часами раньше состоялся неприятный разговор Максимилиана и Филиппа, горел свет. Одри открыла дверь. Филипп полулежал в кресле. Кажется, он много вылил — полупустой графин с бренди стоял на столике рядом с ним. Филипп, крепко сжимая в руке бокал, попытался сфокусировать взгляд на Одри.
— А вот и лучший друг всех живущих на земле! — с трудом выговорил он.
Одри от всего сердца было жаль его. Ее так и подмывало сказать Филиппу, что он худший враг самому себе. Он не смог совладать с собой после того, что сегодня случилось. Он старался утопить терзавшие его угрызения совести в алкоголе. А поскольку алкоголь действует угнетающе, Филипп только все усугубляет.
— Вам завтра будет легче, если вы сейчас ляжете спать.
— Ишь ты добрая душа! Ну-ка ответь, как должен чувствовать себя человек, который был уверен, что все будет хорошо, а на самом деле ничего хорошего не вышло?
— А что должно было быть хорошо? — недоуменно спросила Одри.
— Ты говорила, что ложь — это всегда плохо. И оказалась права. Ты заявила, что я лучше тебя смогу лгать. Здесь ты ошиблась: оказавшись один на один с Максимилианом, я чуть все не испортил…
— Вы просто оказались не готовы к его осуждению.
— К осуждению? Да он теперь просто ненавидит меня!
Одри опустилась рядом с Филиппом на колени и участливо посмотрела на него ясными голубыми глазами.
— Вовсе нет. Это была буря в стакане воды, но вы отнеслись к ней слишком серьезно. Максимилиан растерялся… сцену в спальне вряд ли назовешь удачной, а потом, вместо того чтобы объяснить ему, вы наверняка начали задаваться… — Одри мягко забрала у него бокал и коснулась пальцами его руки. — Филипп, посмотрите на ситуацию под иным углом. Вы чувствуете себя по-настоящему несчастным…
— Виноватым! — резко поправил Филипп.
— Но ведь когда мы сюда приехали, вы думали, что Максимилиан умирает. Теперь вы знаете: есть твердая надежда на его выздоровление.
— Верно… — Филипп нахмурился, еще не понимая, куда клонит Одри.
— Максимилиан, вероятно, сможет дожить до ста лет, — бодро продолжала она, — и, если вы станете избегать его, вам от этого будет только хуже.
— А вдруг мое присутствие снова расстроит его? — угрюмо возразил Филипп. — Мне лучше все-таки держаться от него подальше.
— И снова вы рассчитываете на самое плохое. Максимилиан любит вас, — увещевала Одри. — Он не столь наивен, как вы полагаете. Именно потому, что его крайне удивило известие о нашей помолвке, он и заподозрил вас…
— В бесчестных намерениях?
Одри медленно встала и призывно потянула его за руку.
— Что ты делаешь?
— Вам нужно лечь и поспать.
Филипп поднялся, его качало из стороны в сторону, и это вызвало у Одри улыбку. Филипп Мэлори выглядел сейчас простым смертным, не лишенным маленьких человеческих слабостей. На секунду невероятно длинные ресницы скрыли от Одри глаза Филиппа, но уже в следующее мгновение он по-мальчишески просто улыбнулся ей, и она почувствовала, как сердце ее сжимается.
— Ты такая добрая, что иногда мне от этого становится просто не по себе, — признался Филипп.
Улыбка исчезла с лица Одри.
— Я вас раздражаю.
— Нет, это скорее похоже на то, как если бы вдруг материализовалась моя совесть. Я начинаю к этому привыкать.
Когда они подошли к двери спальни, Одри спросила:
— Вам уже лучше?
— Не совсем.
— Вы просто хотели доставить Максимилиану радость. В ваших намерениях не было ничего дурного, — ласково начала уговаривать она Филиппа.
Взгляд его вдруг сделался холодным. Он медленно поднял руку и провел указательным пальцем по пухлым губам девушки. У Одри перехватило дыхание.
— Никогда не доверяй моим намерениям, — хрипло сказал Филипп. — Я всегда рассчитываю все до мельчайших деталей.
— Возможно, вы кое в чем просчитались…
Одри вдруг почувствовала, что не в состоянии сосредоточиться, глядя на его смуглое, с тонкими чертами лицо. Она не понимала, происходит ли это оттого, что ей не хочется расставаться с Филиппом, или потому, что он сильно сжал ее руку. Как бы там ни было, но окружающий мир вдруг перестал существовать, а все чувства Одри до крайности обострились. Она слышала каждый свой вздох, ощущала каждый толчок пульсирующей с удвоенной силой крови…
— Мне что-то… что-то не по себе, — призналась она.
— Вряд ли на этот раз тебе страшно, — пробормотал Филипп, медленно склоняясь к ней.
Одри затаила дыхание, под пристальным взглядом его удивительных глаз способность связно мыслить вновь покинула ее. Когда их губы слились в поцелуе, Одри почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Филипп сжал ее в объятиях и ногой захлопнул дверь спальни.
— Останься со мной… я не хочу быть один сегодня, — умоляюще прошептал он.
И снова стал целовать ее, жадно и страстно, отчего Одри окончательно перестала что-либо соображать. Каждый раз, когда Филипп собирался, как ей казалось, прервать поцелуй, она теснее прижималась к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47