Не подружка… И все-таки?
— Куда-куда… В пригороды, естественно. Здесь, в городе, как бы я ни тужился, нас выловят быстро. Армия, инквизиция, церковь — это система, а бороться вдвоем против системы бесполезно. Но за периметром, где власть есть, только у Управления, я с ними могу потягаться. По крайней мере, зная устав чистильщиков и их основные приемы и ухищрения, два-три дня я протяну спокойно. А больше и не надо.
— Как это печально: бежать от людей к нелюдям, — вздохнул Хмырь. — И ты серьезно считаешь, что на самом деле вам следует немедленно бежать за город?
— Да.
— Ясно, — негромко сказал бывший инквизитор. И тут же уточнил: — То есть прибавляется еще одна задача: вывести твою подружку за периметр?
— Да.
— И ты знаешь ведущие наружу пути? Теперь пришла моя очередь вздыхать:
— Знаю… Вот только провести через них Ирину без предварительной подготовки и с сидящей на плечах погоней — а погоня, несомненно, будет — не смогу.
— То есть это значит?.. — Хмырь умолк, предоставляя мне возможность закончить фразу.
Я же только поморщился.
Значит, значит… Ничего это не значит. Проход через канализацию потребует массу времени и не факт, что даст желаемый результат. Река тоже не годится — я не уверен, что Ирина умеет плавать. Трубу, по которой я пробрался в город, уверен, уже обнаружили и наверняка зацементировали. С этим у армейцев строго — им не нужны прорвавшие периметр твари, и потому все подобные дыры находятся и заделываются моментально. А эту тем более я им фактически сам указал, когда прошел. Всякие натянутые между домами тросики и канатики отпадают. Во-первых, там сейчас охраны по самые уши. А во-вторых, даже если бы ее и не было, как бы я стал тащить Ирину по тросу на высоте трех или даже четырех этажей, да еще и под вполне вероятным пулеметным огнем снизу? А если еще она высоты боится…
Один я мог пройти практически везде. Даже по той же канализации или по реке, хотя удовольствия бы мне это и не доставило. Но я бы прошел. С Ириной же на руках…
Кстати, надо было спросить, каким путем она вышла наружу в прошлый раз. Может быть, тот путь еще годится. Но теперь, конечно, уже поздно, и рассчитывать на него я не могу.
Нужно было придумать что-то еще…
— Незаметно вывести не смогу, — сказал я. — Но в каждый четный день из юго-восточных городских ворот примерно в семь утра выходит караван в Караганду. Периметр будет открыт.
— Ты хочешь затесаться в караван и выйти вместе с ним?
— Это не пройдет. Караванщиков и их груз всегда проверяют особо тщательно. Тем более они там все друг друга знают уже давно. Любой посторонний будет замечен сразу.
— А если за взятку?.. Я покачал головой:
— Достаточно большой взятки, чтобы она окупила возможный риск, мы не соберем, даже если продадим все свое имущество вплоть до последних штанов. Нет. Я хочу сделать немного иначе: воспользоваться тем, что ворота будут открыты, а большинство солдат на стене будут заняты осмотром груза. Нужно дождаться, когда первые машины выйдут за периметр, и тогда под их прикрытием можно будет попробовать проскользнуть…
Бывший инквизитор сосредоточенно внимал, с каждой минутой хмурясь все больше и больше.
— Нас, конечно, заметят — не могут не заметить. Но я все же надеюсь, что немедленной стрельбы не начнется: во-первых, основную опасность представляют не те, кто выходят из города, а те, кто в него входят. Во-вторых, там же будут машины, и стрелять по ним — это фактически стрелять по гражданским людям. Ни армейское командование, ни даже церковные власти этого не одобрят. И наконец, в-третьих, — тут я судорожно сглотнул в ужасе от подобной перспективы, — они же не захотят ненароком подстрелить мессию… Короче говоря, я надеюсь на всеобщую неразбериху и раздолбайское состояние нашей доблестной армии.
Я замолчал, мрачно глядя в сторону и истово молясь, чтобы весь этот дурацкий план не сорвался. Кому я молился, сам не знаю. Но Господа я не поминал, потому что глупо уповать на Его помощь, выступая против Его же воли. И Люцифера тоже не звал — несмотря на все мои недостатки, до низменного сатанизма я еще не опустился. Я просто беззвучно шевелил губами, уповая на ту изначальную высшую справедливость, не связанную ни с Раем, ни с Адом, которой, конечно же, не существует. Я надеялся на обычную земную удачу, которой тоже на самом деле не существует, и еще на ту призрачную высшую ценность, которую смертные называют свободой воли…
— Нет, ты точно сумасшедший, — после недолгой паузы потрясение выдохнул Хмырь. — Это не план — это безумие какое-то! И зачем я только с тобой связался?.. Когда выходим?
— На рассвете.
* * *
Мы действительно вышли на рассвете. Двое сумасшедших, бросивших вызов не только человеческой системе, но и самому Господу Богу. Что нас вело? Бывшего верховного инквизитора, наверное, дружба… Хотя какая дружба может вырасти всего за три дня знакомства?.. Скорее всего — долг и надежда. Мной же руководила… и хотя я не признался бы в этом никому — даже самому себе, — но любовь действительно горела в моей душе. Любовь и та же самая надежда.
Но, самое главное, нас вела высшая ценность. Тот самый величайший и последний Божий дар, который Он вдохнул в грудь человека. То, что превыше долга, надежды, веры и даже любви, потому что без него ни одно из этих чувств не существует.
Свобода воли.
Мы спустились по забросанной мусором лестнице, разминувшись на одном из пролетов с бандой Жирдяя. Ни Иван, ни я на них даже не взглянули. Но бандюги расступились и потом, стоя на лестнице, проводили нас взглядами, в которых помимо безысходной ненависти горело еще и густо замешанное на страхе недоумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112