Ухватился за него рукой, погасил фонарик и поднырнул в "чайник". Беззвучно всплыл, встал на ноги, подождал, пока восстановится ровное дыхание. Прислушался. Потому что смотреть было нечего - чернильная тьма и в ней редкие стоны и вздохи.
- Проголодались? - громко и дружелюбно спросил я.
Мой голос, отразившись от купола, с силой обрушился на меня самого.
- Кто это? - вздрогнул чей-то вскрик.
- Зеленый бредит, - слабо отозвалось ему.
- Нет, - поправил я. - Серый! В здравом уме и твердой памяти. Помолчал. - Стрелять не советую, оглохнете. Да и не попадете все равно. И рикошет вас не порадует.
Стало слышно, как зачиркали пустые зажигалки, высекая во тьме крохотные искры.
Мне бы ваши заботки - я из последних сил держал свои зубы в повиновении, старался, чтобы они не снизили эффект моих мистических речей заурядным лязганьем.
- Что надо? - Гоша наверняка.
- Я за вами пришел. Или здесь решили остаться? - Фраза непроизвольно завершилась мощным лязгом моих челюстей. Но получилось здорово - этот звук, усиленный куполом, исключал дальнейшие пояснения.
- На каких условиях? - опять Гоша. Теперь он торговаться решил.
- Не скрою: там вас ждет суд моего образца. Правда, чистосердечного раскаяния, подкрепленного искренней помощью в борьбе с бандитами, я еще не отменил.
- Значит, там - расстрел, - подытожил кто-то, тоже невидимый, - а здесь...
- Я там выбираю, - сказал кто-то другой слабым, но решительным голосом. Наверное, тот самый Зеленый. С которым меня чуть не спутали.
Вообще сцена была дикой. Потусторонней. Представляю, какое впечатление производило мое чревовещание на отчаявшихся людей. Ну-ну, не увлекайся, Серый, при чем здесь - людей?
- Сдаемся, - сказал Гоша. - Без боя.
- Сколько вас здесь? - проверил я.
- Сорок без малого.
- А Малого уже съели, что ли?
- Тридцать восемь.
- Все тридцать восемь автоматов и один пистолет кидаем по очереди в воду. Я считаю. Не торопитесь, быстро считать не умею, сбиваюсь. Начали!
Один, два... тридцать восемь, тридцать девять, сорок! Перестарались. А хрен их знает, может, они камни в воду бросали.
Но с другой стороны - что они выиграют, если меня застрелят?
- Сейчас я на секунду включу фонарик, засекайте свет и идите в этом направлении. Упретесь в стену. Окунайтесь с головой, как в бывшем бассейне "Москва" (кто знает), и пролезайте в дыру. Идите гуськом по коридору. Через пятьдесят шагов - осторожно, крутой спуск, а там уже свет. Идите, вас ждут. - И добавил предусмотрительно: - Кто подберет в воде оружие, сразу получит в лоб.
Захлюпала вода, послышалось рядом дыхание. Я наудачу выхватил из темноты Гошину руку, туго завернул, даже немного хрустнуло.
- А ты куда?
- На волю, командир, - объяснил прерывисто дыша. - Сам ведь сказал.
- Ты здесь останешься. Тебе, Гоша, век воли не видать.
Мимо шли в темноте, торопясь к свету, его бойцы, не обращая внимания на нашу свару. Равнодушные к судьбе командира.
- За что?
- За "козла", помнишь? Я тебе обещал: ответишь. Ты меня, борца за справедливость, посмел обозвать мерзкой блатной кликухой! Оставайся здесь, не прощу.
"Козла" бы я пережил. Я ему девочку в лапах Махмуда не прощу.
- Подними ножку, - скомандовал я, ткнув ствол в его лоб, попал даже в темноте, - опусти ручку.
- Нет, командир! - взвыл Гоша, когда я застегнул наручники на его лодыжке и кисти. - Ты ж сам говоришь - за справедливость. Все так говорят.
- Преувеличивают, - сказал я и скрылся под водой.
Нет, конечно, не в "козле" дело. И не только в девочке. Просто - место его здесь.
Я вынырнул, растерся майкой, оделся.
Вдали еще слышались дробные, сбивающиеся шаги и радостные восклицания, постепенно затихающие.
Теперь главное дело - деньги. Когда-то в этих Пещерах обосновалась банда некоего Сабира, устроила здесь склад оружия и склад денег. Банду я развалил, оружие забрал, а деньги взял не все, только на текущие расходы...
Я освободил фонарик от изделия № 2, перекурил и отправился за добычей.
Через сколько-то шагов свернул в боковой проход и - долго ли, коротко ли, то вверх, то вниз, то ползком, то на четвереньках, то ругаясь, то пугаясь - добрался до дубовых дверей, посеченных осколками гранаты моих прежних боев.
За дверьми осмотрелся: все, как с год назад. Та же мебель, те же паласы на полу. Те же зеленые армейские ящики с натяжными замками, с деньгами внутри.
Я снял скатерть со стола, сложил на нее много-много пачек всякой-разной валюты, завязал узлом и забросил за спину.
Тяжело. Но приятно. Особенно приятно, что бандитские деньги, отобранные у людей, вернутся людям. И в конечном итоге, отчасти, пойдут на борьбу с теми же бандитами. Это даже как-то грело спину - не только гнуло.
И, наверное, потому обратный путь - с деньгами, с целым мешком - я проделал довольно легко, хотя приходилось их порой и волочить за собой, и пропихивать в дыры, и перебрасывать через провалы.
У выхода из горы меня ждал Пилипюк, забрал узел, взвалил на плечо.
- О, то ж гарно! Мабуть, миллион.
- Мабуть, поболе, - обиделся я.
Мы вышли на шоссе. Рядом с моей машиной стоял автобус.
- Все там? - спросил я Пилипюка.
- Уси.
- Все нормально прошло?
- Воны теперь як котята ласковы. Сейчас кушают. - Он усмехнулся и забросил мешок с деньгами в машину.
- Товарищ полковник, "Беспощадный" на связи.
- Слушаю.
- Вертолет идет на город. Сбивать? Стоп! Белый флаг выкинули. Парламентеры.
- Ну пусть садятся. Им же хуже.
Вертолет сделал круг, завис над площадью, заполняя ее гулом и вихрем, от которых шарахнулись в стороны кроны старых лип, затрепетав листвой. Закипела в фонтане вода, побежала по ней бурная рябь. Молодые мамаши и старые бабушки подхватили своих чад и вместе с ними рассыпались по дворам, как спугнутые ястребом квочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126