Как молчанье на попугая.

-45-
II III
СЕВЕРНЫЙ КЕНСИНГТОН СОХО
Шорох "Ирландского Времени" , гонимого ветром по В венецианском стекле, окруженном тяжелой рамой,
железнодорожным путям к брошенному депо, отражается матовый профиль красавицы с рваной раной
шелест мертвой полыни, опередившей осень, говорящего рта. Партнер созерцает стены,
серый язык воды подле кирпичных десен. где узоры обоев спустя восемь лет превратились в "Сцены
Как я люблю эти звуки - звуки бесцельной, но скачек в Эпсоме". - Флаги. Наездник в алом
длящейся жизни, к которым уже давно картузе рвется к финишу на полуторогодовалом
ничего не прибавить, кроме шуршащих галькой жеребце. Все слилось в сплошное пятно. В ушах завывает ветер.
собственных грузных шагов. И в небо запустишь гайкой. На трибунах творится невообразимое... - "не ответил
Только мышь понимает прелести пустыря - на второе письмо, и тогда я решила..." Голос
ржавого рельса, выдернутого штыря, представляет собою борьбу глагола с
проводов, не способных взять выше сиплого до-диеза, ненаставшим временем. Молодая, худая
поражения времени перед лицом железа. рука перебирает локоны, струящиеся не впадая
Ничего не исправить, не использовать впредь. никуда, точно воды многих
Можно только залить асфальтом или стереть рек. Оседлав деревянных четвероногих,
взрывом с лица земли, свыкшегося с гримассой вкруг стола с недопитым павшие смертью храбрых
бетонного стадиона с орущей массой. на чужих простынях джигитуют при канделябрах
И появится мышь. Медленно, не спеша, к подворотне в -Ском переулке, засыпанном снегом.- Флаги
выйдет на середину поля, мелкая, как душа жухнут. Ветер стихает; и капли влаги
по отношению к плоти, и, приподняв свою различимы становятся у соперника на подбородке,
обезумевшую мордочку, скажет "не узнаю". и трибуны теряются из виду... - В подворотне
светит желтая лампочка, чуть золотя сугробы,
словно рыхлую корочку венской сдобы. Однако, кто бы
ни пришел сюда первым, колокол в переулке
не звонит. И подковы сивки или каурки
в настоящем прошедшем, даже достигнув цели,
не оставляют следов на снегу. Как лошади карусели.

-46-
IV И на камине маячит чучело перепелки,
понадеявшейся на бесконечность леса,
ИСТ ФИНЧЛИ ваза с веточкой бересклета
и открытка с видом базара где-то в Алжире - груды
Вечер. Громоздкое тело тихо движется в узкой пестрой материи, бронзовые сосуды,
стриженной под полубокс аллее с рядами фуксий сзади то ли верблюды, то ли просто холмы;
и садовой герани, точно дредноут в мелком люди в тюрбанах. Не такие, как мы.
деревенском канале. Перепачканный мелом
правый рукав пиджака, так же как самый голос, Аллегория памяти, воплощенная в твердом
выдает род занятий - "Розу и гладиолус карандаше, застывшем в воздухе над кроссвордом.
поливать можно реже, чем далии и гиацинты, Дом на пустынной улице, стелющейся покато,
раз или два в неделю". И он мне приводит цифры в чьих одинаковых стеклах солнце в часы заката
из "Советов любителю-садоводу" отражается, точно в окне экспресса,
и строку из Вергилия. Земля поглощает воду уходящего в вечность, где не нужны колеса.
с неожиданной скоростью, и он прячет глаза. В гостинной, Милая спальня (между подушек - кукла),
скупо обставленной, нарочито пустынной, где ей сняться ее "кошмары". Кухня;
жена - он женат вторым браком - как подобает женам, издающая запах чая гудящая хризантема
раскладывает, напевая, любимый Джоном газовой плитки. И очертанья тела
Голсуорси пасьянс "Паук". На стене акварель: в воде оседают на кресло, как гуща, отделяющая от жижи.
отражается вид моста неизвестно где.
Всякий живущий на острове догадывается, что рано
или поздно все это кончается, что вода из-под крана,
прекращая быть пресной, делается соленой,
и нога, хрустевшая гравием и соломой,
ощущает внезапный холод в носке ботинка.
В музыке есть место, когда пластинка
начинает вращаться против движенья стрелки.

-47-
Посредине абсурда, ужаса, скуки жизни За щелчком аппарата следует вспышка - род
стоят за стеклом цветы, как вывернутые наизнанку выстрела (все, что нас отбрасывает вперед,
мелкие вещи - с розой, подобной знаку на стену будущего, есть как бы выстрел). Три
бесконечности из-за пучка восьмерок, рыцаря, не шелохнувшись, повторяют внутри
с колесом георгина, буксующим меж распорок, камеры то, что уже случилось - либо при Пуатье,
как расхристанный локомотив Боччони, либо в Святой Земле: путешественник в канотье
с танцовщицами-фуксиями и с еще не для почивших заради Отца и Сына
распустившейся далией. Плавающий в покое и Святого Духа ужаснее сарацина.
мир, где не спрашивают "что такое?
что ты сказал? повтори" - потому что эхо Аббатство привольно раскинулось на берегу реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173