И вообще
в пандан Риму с его терракотой... А только в шахте, думаю, было
все-таки лучше. В смысле - не было надежд этих, бессознательно с
прозрачностью связанных. Синь эта, даль... холмы... Умбрия. Альпы.
Особенно в хорошую погоду. Тем более весной. Ультрамарин
и прочее. Hа кареглазых такие вещи особенно сильно действуют...
Мечтательность развивается. Не то что в шахте. На это, видать,
Тиберий и рассчитывал. Вместо того, чтоб на стенку лезть, воображение
разыгрывается. За счет, ясное дело, ярости... Звезды эти к тому же.
Вега и Кассиопея. Орион и Медведицы. Сконцентрироваться невозможно.
Тот же Сириус... Того гляди, про лебедя и двойника сочинять
примешься... Удивительно, Туллий, что ты не пробовал. При таком-то
виде.
Т у л л и Й. Я пробовал. Не далее как вчера.
П у б л и й. Ну?
Т у л л и й.
Вид, открывающийся из окна,
Девять восемьдесят одна.
П у б л и й. Девять восемьдесят чего? Девять восемьдесят одна?..
Это чего такое?
Т у л л и Й. Ускорение свободного падения.
П у б л и й. Макабр. Помноженное на 500 метров, если не больше.
Макабр... Значит, ты тоже об этом думаешь?
Т у л л и и. О чем? Публий. Ну... об этом (указывает глазами на
потолок) ...сам понимаешь.
Т у л л и Й (смотрит на потолок). Над нами только этот... как
его?.. ресторан. И антенна телевизионная.
П у б л и й. Да я не про то!.. (Обрывает себя на полуслове.
Следует отчаянная пантомима. Возводя глаза горе, Публий одновременно
тычет пальцем вниз. Затем, убедившись, что смысл его жестикуляции не
доходит до Туллия, меняет тактику и, тыча пальцем в потолок, косит
глазами в пол. После чего следует комбинация того и другого, в итоге
которой он окончательно запутывается и, поняв это, кричит - смесь
шепота и крика.) О побеге! Или... или - о (с расширенными глазами) о
самоубийстве!
Т у л л и й. Очень благородная римская традиция. Сенека и
Лукреций. Марк Антоний... Это с какой же стати я о самоубийстве
думать должен?
П у б л и й. Ну как же1 Это ж - это же - выход!
Т у л л и Й. Самоубийство, Публий, не выход, а слово "выход", на
стенке написанное. Как сказано у поэта, Только и всего.
П у б л и й. У какого?
Т у л л и Й. Не помню. У восточного.
П у б л и й. Это где?
Т у л л и Й. Тоже в Западной Азии. Наблюдательный они народ...
П у б л и й. Тогда - о... о (подбегает к умывальнику, отво-
рачивает кран и свистящим шепотом) о побеге?
Т у л л и Й. Совершенный ты дикарь, душка Публий. Самоубийство,
побег. Детский сад какой-то. Куда бежать? В Рим - из Башни? Но это
все равно, что из Истории - в Антропологию. Или лучше: из Времени - в
историю. Мягко говоря, деградация. Со скуки окочуриться можно.
П у б л и й. А здесь чем лучше? Там хоть что-то происходит.
Петушиные бои. Гетеры. Гладиаторы. Сенат, в конце концов.
Законодательство. Да я бы снова в легион записался. Ко всем чертям. В
Ливию, в Персию! Если не поэт, то хотя бы в истории участвовать! В
географии, по крайней мере. Особенно когда морем путешествуешь.
Т у л л и Й. Его отсюда тоже видать. В хорошую погоду особенно.
П у б л и й. Как и бои петушиные. Записанные на пленку. Для
потомства.
Т у л л и Й. Или в трансляции. Хочешь, включим?
П у б л и й. Ладно, чего там...
Над мусоропроводом загорается лампочка.
Т у л л и Й. Публий!
П у б л и й. Чего?
Т у л л и Й. Жену тебе привезли.
П у б л и й. А?
Т у л л и Й. Тумбочка твоя новая. По-моему, доставили.
П у б л и й (замечая лампочку и поднимаясь с лежанки.) Груб ты,
вот что...
Т у л л и Й. Помочь?
П у б л и й. Да ладно, я сам.
Открывает дверцу: оттуда выплывает новая, из хромированной стали,
тумбочка.
Т у л л и Й. Красавица, а?
П у б л и й. Ничего, действительно.
Т у л л и Й. Из того же материала, что и сама Башня. Не
как-нибудь.
П у б л и й. Н-да, ничего... Только в ней все отражается.
(Устанавливает тумбочку около кровати, отходит на два шага.) Как в
кривом зеркале. Но - зеркале.
Т у л л и Й. Нет лебедя без отражения... Может, это тебя охладит
малость. Южный темперамент. Либо наоборот распалит.
П у б л и й. Да оставь ты... Завидуешь, небось. Конечно, в твоем
возрасте. Да и в моем тоже... Раньше, бывало, сунешь пенис в ведро -
вода кипит. А теперь (машет рукой)...
Т у л л и Й. Я это ведро тебе на своем с первого этажа на пятый
поднесу. С петухами особенно.
П у б л и й. Кончай хлестаться.
Т у л л и й. Пари?
П у б л и й. На что?
Т у л л и Й. На твое снотворное. На неделю вперед.
П у б л и й. Ты сначала ведро найди. Не выпускают их больше...
Т у л л и Й. Ну, это претору позвонить можно; он разыщет.
П у б л и й. И ступеньки...
Пауза. Публий исследует внутренности тумбочки.
Т у л л и Й. Странно. Как вещи из моды выходят. То же ведро,
например.
П у б л и й. Ну, в сельской-то местности им еще, поди, поль-
зуются. В Ливии, например, я помню...
Т у л л и й. Так то в Ливии... Не ты, так я о Ливии и не вспомнил
бы. И о сельской местности. Вообще - о мире... Так, место
горизонтальное. Зеленовато-коричневое с синим. Грады и веси. Формы
эти - кубики, треугольники. Крестики, нолики. Ниточки синенькие. Поля
распаханные.
П у б л и й. Хочешь, претору позвоним - карту Империи закажем.
Т у л л и Й. Или - обои. Что то же самое... Смысл Империи,
Публий, в обессмысливании пространства... Когда столько завоевано -
все едино. Что Персия, что Сарматия, Ливия, Скифия, Галлия - какая
разница. Тиберий-то и был первый, кто это почувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23