Орудует дворник лопатой,
и летчик гудит в высоте,
поэт, словно в чем виноватый,
слагает стихи о труде.

О, как мы работаем! Словно
одна трудовая семья.
Работает Марья Петровна,
с ней рядом работаю я.
Работают в каждом киоске,
работают в каждом окне.

Один не работает Бродский,
все больше он нравится мне.

1964

- 16 -

ПЕСНЯ

Пришел сон из семи сел,
пришла лень из семи деревень,
собиралась лечь, да простыла печь.
Окна смотрят на север.
Сторожит у ручья скирда ничья,
и большак развезло, хоть бери весло.
Уронил подсолнух башку на стебель.

То ли дождь идет, то ли дева ждет.
Запрягай коней да поедем к ней
Невеликий труд бросить камень в пруд.
Подопьем, на шелку постелим.
Отчего ж молчишь и, как сыч, глядишь?
Иль зубчат забор, как еловый бор,
за которым стоит терем?

Запрягай коня, да вези меня.
Там не терем стоит, а сосновый скит,
и цветет вокруг монастырский луг.
Ни амбаров, ни изб, ни гумен.
Не раздумал пока - запрягай гнедка.
Всем хорошо монастырь,да с лица - пустырь,
и отец игумен, как есть, безумен.

1964
- 17 -

ХУДОЖНИК
Изображение истины
раскладывая по плоскости,
он улыбается синтезу
логики и эмоции.
Он верил в свой череп,
верил.
Ему кричали:
Нелепо!
Но падали стены,
череп, оказывается,
был крепок.
Он думал, -
за стенами чисто.
Он думал,
что дальше - просто.
...Он спасся от самоубийства
скверными папиросами.
И начал бродить по селам,
по шляхам, желтым и длинным,
он писал для костелов
Иуду и Магдалину.
И это было искусство.
А после дорожной пыли
его чумаки сивоусые
как надо похоронили,
молитв над ним не читали,
так, забросали глиной,
но на земле остались
Иуда и Магдалина.
- 18 -

* * *

Каждый перед Богом наг.
Жалок, наг и убог.
В каждой музыке Бах.
В каждом из нас Бог.

Ибо вечность - Богам,
бренность - удел быков...
Богово станет нам
сумерками богов.

И надо небом рискнуть
и, может быть, невпопад
еще не раз нас распнут
и скажут потом: распад.

И мы завоем от ран,
потом взалкаем даров...
У каждого свой храм,
и каждому свой гроб.

Юродствуй, воруй молись!
Будь одинок, как перст!
...Словно быкам - хлыст,
вечен Богам крест.

- 19 -

* * *

Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещенною стеною.

Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истертой.
И потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, будто желтой.

Стол пустовал, поблескивал паркет,
темнела печка, в рамке запыленной
застыл пейзаж, и лишь один буфет
казался мне тогда одушевленным.

Но мотылек по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимиости сдвинул.
И если призрак здесь кода-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул
- 20 -

* * *
Л.М.
Приходит время сожалений.
При полусвете фонарей,
при полумраке озарений
не узнавать учителей.
Так что-то движется меж нами,
живет, живет, отговорив,
и, побеждая временами,
зовет любовников своих.
И вся-то жизнь - биенье сердца,
и говор фраз да плеск вины,
и ночь над лодочкою секса
по слабой речке тишины.
Простимся, позднее творенье
моих навязчивых щедрот,
побед унылое паренье
и утлой нежности полет.
О, Господи, что движет миром,
пока мы слабо говорим,
что движет образом немилым
и дышит обликом моим.
Затем, чтоб с темного газона
от унизительных утрат
сметать межвременные зерна
на победительный асфальт.
О, все приходит понемногу
и говорит: живи, живи,
кружи, кружи передо мною
безумным навыком любви.
Свети на горестный посев,
фонарь сегодняшней печали,
и пожимай во тьме плечами,
и сокрушайся обо всех.
- 21 -

ПАМЯТНИК ПУШКИНУ

...И тишина,
и более ни слова.
И эхо.
Да еще усталость.
...Свои стихи
доканчивая кровью,
они на землю тихо опускались,
потом глядели медленно и нежно.
Им было дико, холодно
и странно.
Над ними наклонялись безнадежно
седые доктора и секунданты.
Над ними звезды, вздрагивая,
пели,
над ними останавливались ветры...
Пустой бульвар.
И пение метели.
Пустой бульвар.
И памятник поэту.
Пустой бульвар.
И пение метели.
И голова опущена устало.
...В такую ночь ворочаться
в постели
приятней, чем
стоять на пьедесталах.

- 22 -

* * *

Затем, чтоб пустым разговорцем
развеять тоску и беду,
я странную жизнь стихотворца
прекрасно на свете веду.

Затем, чтоб за криком прощальным
лицо возникало в окне,
чтоб думать с улыбкой печальной,
что выпадет, может быть, мне.

Как в самом начале земного
движенья с мечтой о творце,
такое же ясное слово
поставить в недальнем конце.

- 23 -

* * *

Мы незримы будем, чтоб снова
в ночь играть, а потом искать
в голубом явлении слова
ненадежную благодать.

До того ли звук осторожен?
Для того ли имен драже?
Существуем по милости Божьей
воперки словесам ворожей.

И светлей неоржавленной стали
мимолетный овал волны.
Мы вольны различать детали,
мы речной тишины полны.

Пусть не стали старше и строже
и живем на ребре реки,
мы покорны милости Божьей
крутизне дождей вопреки.
- 24 -

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РОМАНС
Плывет в тоске необ'яснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
средь Александровского сада,
ночной кораблик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необ'яснимой
пчелиный рой сомнамбул, пьяниц,
в ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9