Поэтому, когда я приземлилась в Эл.Эй., мой муж печально почесал затылок и даже спрашивать не стал, осталось ли у меня сколько-то денег. На мне были шикарные замшевые туфельки, замшевая же сумочка на цепочке через плечо. И я вполне соответствовала образу "сучки с сумочкой" из песни Хвоста.
Я так прекрасно помню эту замшу - она была как живая, и я очень долго хранила и туфельки, и сумочку из Рима, благо, я знала советский, мамин, способ очистки замшевых изделий. Их надо было держать над паром, у носика кипящего чайника, чтобы замша размякла, сделалась чуточку влажной, ожила, стала ворсистой. Потом ее надо было тереть черным хлебом. С ума сойти, корочкой! Ну, в Америке у меня была уже резиновая щеточка...
Американская обувь была ужасна. Особенно та, начальной эмиграции. Мой муж все время хотел мне купить какие-то кеды или плоские сандалии. А я все-таки умудрилась найти магазин с испанской обувью. До Беверли-Хиллз было еще далеко со всеми их Родео-драйвами... Но я сумела купить себе много разных обувок, и они очень даже котировались на фэшн шоу, в которых я уже вовсю принимала участие. В конце семидесятых еще не многие дизайнеры имели свои же линии обуви, поэтому манекенщицы обязаны были притаскивать с собой мешки со всем, что у них есть. Дизайнеры, приезжающие из Нью-Йорка, привозили "свою" обувь, а у "Хальстона" была действительно своя. Какие-то, помню, босоножки с блеском из бисера.
Мой следующий муж очень любил покупать мне обувь в Беверли-Хиллз. Обычно это происходило после ссор. Мы ехали на серебристом "Мерседесе", поблескивающем на солнышке Вилшир бульвара, в глазах у меня поблескивал огонек "сучки с сумочкой", на безымянном пальце поблескивали бриллианты обалденного кольца, найденного везучим мужем в ночном клубе... за него даже объявляли награду в тысячу баксов... сколько же оно стоило? А, все равно досталось сестрице мужа. За всю нашу "блистательную жизнь" пришлось расплачиваться! Не обувью же сношенной - бриллиантами!
Но пока мы были молоды и счастливы - почти по Хему! - безоглядно расплачивались кредитными картами. Особенно в магазине "Райт Банк", по одноименному названию района Парижа, то есть "Правый Берег". Там были приобретены великолепные сапожки "Мод Фризона" болотного цвета, в которых я щеголяла потом в Токио и напоминала японцам о советской мощи (своим ростом в метр девяносто два!). Там же мы купили чудесные босоножечки - синие с алым ободком, неровно вырезанным, вроде египетского чего-то, и они слегка перламутрились. Там же были куплены сиреневые замшевые туфельки, облегающие ногу, как перчатки, и к ним же сумочка - со всеми этими приобретениями мы отправились на мое выступление в какую-то паблик скул, где собралась куча ностальгирующих евреев и где я исполняла им песню "Я люблю тебя, Россия". Они там очень плакали, и на бис я исполнила им "Ивушку". Мой муж стоял за кулисами, а потом сказал, что я была лучше всех, и повез меня в ресторан есть устрицы и запивать их шампанским.
Ну, в общем он, видимо, то же самое делал потом с Любой Успенской, которая тогда была еще в Киеве. А может, уже в "Одессе" - ресторане на Брайтоне. Кошмарный там, помню, пол и две "шмары" в одинаковых "плюшевых" комбинезончиках: одна - Марина с контральто, другая - Люба с косичками. Что у них на ногах было - не помню, но про Беверли-Хиллз они еще не знали, Люба так уж точно. Пели они, по-моему: "С добрым утром, тетя Хая, - ой-ей-ей! Вам посылка из Шанхая - ай-яй-яй! А в посылке два китайца - ой-ей-ей! Два китайца красят яйца - ой-яй-яй-яй!!!"
У меня до сих пор хранятся сапоги "Мод Фризон", отвратительно описанные Лимоновым в романе "Укрощение тигра в Париже". Почему-то они ему казались очень грубыми и большими. Может, потому, что он сам небольшой... Я же помню, как эти сапожки стаскивал с меня молодой человек, помешанный, как и я, на "Дорз". Вообще, он предпочитал, чтобы я оставалась в обуви, особенно если это были черные "шарль-журдановские" туфельки с острыми каблучками, которые он "вонзал" себе в плечи, держа ноги за лодыжки, потом зубами сдирал туфлю и отправлял себе в рот мои пальцы ног. Морисон вопил: "Ай вонт ту фак ю, мазер!" в своем "Конце", а мы вопили с молодым человеком в нашем. Прибегал управляющий домом и вопил, чтобы мы сделали музыку тише.
В Париже хорошо ходить пешком. Маленький город, маленькие улочки... Правда, каблуки от этих булыжных мостовых очень страдают. Если в Лос-Анджелесе почти у всех женщин правая пятка туфли стерта из-за педали газа - все ведь в машинах и не все догадываются иметь специальную пару обуви для авто, - то в Париже только у буржуазии каблучки в порядке. Несмотря ни на что, я всю жизнь "простепила" на каблуках. Я гораздо уверенней себя чувствую именно на каблуках, хотя мне не нужны лишние сантиметры для подчеркивания моего присутствия. Вообще, на каблуке, это ясно, нога красивее и походка иная, чем когда ступаешь всей стопой разом. На каблуке ведь вроде как на цыпочках...
Я уж не знаю, откуда взялась эта идея, что парижские проститутки носят исключительно красные туфли. Да и вообще - что якобы красные шузы являют собой некий знак принадлежности к ночному авантюрно-сексуальному миру. Насколько я помню, единственной в красных шузах на улице Святого Спасителя, что перпендикулярно Сен Дени, той самой, проституткой, была я. Впрочем, это уже описано и в моем романе "Моя борьба", и в рассказе Лимонова, и даже песню я такую написала, "Чувиха в красных шузах": "...мечты, чтобы мечтать, жизнь, чтобы жить, а чувихи в красных шузах, чтобы..." Да-да! Ну и забывать потом о них.
Я обожала в Париже "Фри Ланс" - выдумщики, не самая дорогая и довольно удобная обувь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88