Коммерсант (в прошлом работник научно-исследовательского ин-та, тип одновременно "физиков и лириков", занявшийся коммерцией не так давно).
Аналитик (программист-информатик, полуукраинец, живет в Париже).
Художник (собирательный персонаж, живет в Париже).
Певица (живет в Париже, действие происходит в ее спальне).
Персонажи экрана:
Солженицын А.И.
Бернар Пиво - ведущий программ "Апостроф", "Бульон культуры".
Глюксман - профессиональный диссидент.
Гер?а - журналист.
Андронников - переводчик.
Албанский писатель
Небольшая комната - диван, постель вечного студента (матрас), кресло, стул. Посередине - столик, заставленный чашками "ЛФЗ", пакетами печенья, сладостей. На стенах - картины, плакаты, в том числе и советские. Над постелью: "Повернуть ход истории вспять не дано никому!" - плакатный рабочий указывает рукой на постель, покрывало которой с аппликацией серпа и молота. Все персонажи у телевизора. Передача уже началась.
Домашняя хозяйка. Хорошенький! Худенький. Без пуза... Но помню, я была в ужасе от его предыдущего выступления у Пиво, когда он заявил, что всю жизнь мечтал играть в теннис, аж в лагере!
Художник. У меня от него аллергия! (Встает на стул в позу памятников Ленина.) Но он стал цивилизованней. Для Запада!
Бернар Пиво. Александр Солхенищин! Первый во-прос к вам: как вы?
Солженицын. У меня все хорошо. Дела идут плотно. Но когда на Родине они плохи, можно ли думать о своих...
Певица. На Родине они плохи сейчас. А он все о семнадцатом годе! (Полулежит на постели, курит.)
Солженицын. Все сегодняшние невзгоды России - в семнадцатом году.
Певица. После семнадцатого года уже три поколения выросло и четвертое подрастает!
Коммерсант. А он весь в прошлой борьбе...
Переводчица. Жаль, за переводом не слышно самого... Еще этот старый Андронников, он у де Голля переводил, с такой плохой дикцией...
Домашняя хозяйка. А у него трепет перед Солженицыным. Боится лишь бы какое слово употребить... Поэтому не все и переводит... Но этот, Глюксман, чудовище, под горшок остригся, а?
Переводчица. Он похож на Бабу Ягу!
Певица. Это еще ничего! Раньше у него были длинные волосы, один нос торчал... Худой, как будто болен СПИДом...
Аналитик. Солженицын, конечно, далеко от Толстого не ушел...
Бернар Пиво. Когда? Когда? Когда?
Солженицын. В мае девяносто четвертого года.
Певица. Необходимо, чтобы в России до мая прошли выборы, а то он внесет такую сумятицу в и так уже затуманенные умы...
Бернар Пиво. Значит, ровно через двадцать лет! А почему же раньше вы не ехали?
Солженицын. Не мог бросить начатую работу. Не мог вернуться туристом. В России негде было жить. Только два года назад получил паспорт.
Аналитик. Да на кой он нужен, паспорт этот неизвестно какого государства. А теперь еще и выбирать надо! Во, придумали! У Советского Союза хоть было соглашение о двойном гражданстве, а у СНГ...
Певица (поет). Гэ-гэ-гэ!
Бернар Пиво. Не думаете ли вы, что пока ваш дом строился, Александр Солхенищин, российский разрушился?!
Певица. Вот это да! Ну Пиво выдал пафос!
Солженицын (машет руками). Он разрушался начиная с семнадцатого года!
Аналитик. Действительно, чего торопиться, раз уж семьдесят лет гниет!.. Вообще, это маразм! Прямо, ничего там не построено?!
Домашняя хозяйка. Я вот там университет закончила, самый такой факультет... журналистики... никого не брали... Дочь врага народа... Жена врага народа...
Певица. Почему у русских, на каком бы социальном уровне они ни находились, все сводится к ДАЧЕ?! Это же уму не постижимо! И Руцкой, вон, разоблачал коррумпированных, а сам тем временем... ДАЧУ строил!
Переводчица. И Собчак залез на дачу нашего бывшего главного обкомовца. За трехметровый забор!
Певица. Как узко они видят власть! С крыши дачи!
Художник. Мухи навозные! (Опять на стуле, за его спиной на стене - карта Советского Союза.) Я бы сказал - видите, что за моей спиной?! Вот это все МОЕ! А им шести соток хватает!
Переводчица. По-моему, ему дали все десять гектаров!
Певица. Народ, о котором они все так заботятся, никогда, в конце концов, именно этого и не прощает. Раз ДАЧА - символ зловещий и авторитарный! Тем более эта дача его в логове всех номенклатурщиков! Землю-то ему дали, подарили. Ну и что, что строит на свои деньги!
Аналитик. Это если доллар - тысяча двести рублей, за пятьдесят тысяч долларов можно такой дом отстроить... А что такое пятьдесят тысяч для Солженицына? Плюнуть.
Солженицын. ...писатель, он должен объединять!
Переводчица. А сам разъединил всех и разделил - на жертв и палачей!
Коммерсант. Нет. У него все и палачи и все жертвы.
Домашняя хозяйка. Наивны эти надежды на всеобщее покаяние. Да и просто чудовищны! Безобразие!
Певица. На Красную площадь все, на Лобное место!
Домашняя хозяйка. Тише! Не слышно же! У всех, если уж о православных, для этого есть церковь и священник, к которому можно пойти и покаяться. В молитве человек просит прощения у Бога, и Бог каждого прощает! Тайно и наедине! Бог для этого есть!
Коммерсант. А Солженицын себя и видит Богом!
Домашняя хозяйка. Это все пахнет китайской революцией! И потом, вон уже были эти цирковые сжигания партбилетов! Да и почему же все себя должны ощущать виновными и обиженными? У меня вот семья пострадавших, и то я помалкиваю!
Аналитик. Он вот забывает, что, как он верит в Бога, люди верили в идеи коммунизма!
Домашняя хозяйка. Местные великие не покаялись. Ни Арагон, ни Сартр, ни Пикассо, ни все эти леваки! А они были куда идейней! Только здесь уже я и услышала действительно сформулированные в идеи речи, от местных! В Московском университете в шестидесятые годы никто не обращал внимания на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88