Больши, завопив, шарахнулся в сторону, но у Сапожка в руках осталась горсть черных перьев. Птица улетела, крича от боли и негодования. Сапожок из-за двери поспешно поманил Абернети, и писец выскочил следом за ним. Каллендбор и Хоррис Кью как раз показались в конце коридора. Незнакомца с ними не было.
Сапожок и Абернети бросились бежать в другую сторону, оба на всех четырех конечностях. Как побитые псы, на бегу подумал Абернети.
Они спустились вниз по черной лестнице и через коридор попали в маленькую кладовку. Там в стене за панелью оказался потайной ход, и через секунду они уже на ощупь пробирались по узкому тоннелю. По крайней мере Абернети в темноте мог двигаться только ощупью — он был лишен обостренного зрения Сапожка. Они шли осторожно и очень долго, но, когда подземный ход кончился, снова оказались за стенами крепости.
Незаметно они пробрались по почти уснувшему городу и вышли в поля. В пути Абернети снова вспомнил о пропаже своего кристалла. Это заставило его расплакаться, но он сумел спрятать свои слезы от Сапожка. Спустя некоторое время боль отступила. К тому же полегчало от мысли, что возвращение его прошлого было даром лжепророка. Хоррис Кью одурачил его, а это даже больнее, чем от потери сладких видений. Как ни неприятно ему было признаваться в этом себе, но, потакая своим слабостям, он сделал возможным этот спектакль, и, вероятно, теперь за это расплачивается Бен Холидей. Очевидно, что Абернети должен приложить все усилия к тому, чтобы постараться исправить положение, а для этого нужно как можно скорее сообщить советнику Тьюсу о происшедшем. После всего, что случилось, будет трудно смотреть волшебнику в глаза. Ведь Тьюс тогда так и не взял кристалла. Абернети еще подумал, что старик слишком упрям и горд, чтобы принять что-нибудь от Хорриса Кью. И, как теперь выяснилось, был совершенно прав! Да, будет очень нелегко предстать перед ним. Но это необходимо. Возможно, еще есть шанс все исправить.
Эту ночь беглецы провели в старом сарае в нескольких километрах к юго-западу от Риндвейра. Солома, на которой они прилегли, была полна блох и воняла навозом, но Абернети сказал себе, что это еще очень малая плата за его невероятную глупость и за то, что он остался на свободе. Лежа в темноте и отчаянно почесываясь, прислушиваясь к спокойному дыханию спящего рядом Сапожка, придворный писец Заземелья поклялся себе, что, как только наступит час расплаты за все содеянное, он непременно позаботится, чтобы Хор-рис Кью, его птица и незнакомец в черном плаще получили по заслугам.
Глава 15. ТАНЕЦ СНОВ
Ночь приближалась к концу замедленным, глухим отливом звуков и движений, и улицы Гринвич и Виллидж стали пустынными и тихими. По ним бесцельно ползли одинокие автомобили, и люди парочками еще бродили по тротуарам, но это было предрассветье. Огни светофоров с неизменной точностью меняли свой зеленый, желтый и красный свет и отражались от асфальта, на котором мелкий дождь оставил грязновато-влажную пленку. В дверных проемах и в переулках спали бездомные: оборванные груды одежды, тени, свернувшиеся в темноте. В воздухе стоял мерзкий запах отбросов, смешанный с испарениями, поднимавшимися из решеток сточных коллекторов и вентиляции подземки и от только что вымытых улиц. Где-то далеко, в гавани, завыл гудок какого-то судна.
Ивица в молчании шла с Дирком с Лесной опушки, ощущая себя одинокой и замученной. Ей не следовало бы испытывать такие чувства. Ее уверенность в себе должна была бы значительно укрепиться, она не должна бояться будущего. Две трети ее похода за почвами трех миров для рождения ее ребенка уже были завершены. Ей оставался только один, последний этап квеста. Но именно он страшил ее больше всего. Пусть мир Бена был ей неприятен и даже противен — эти огромные города, пожиравшие землю, и почти непреодолимое равнодушие к ценности жизни, — но больше всего ее пугали волшебные туманы.
С этим страхом трудно было справиться. Он проистекал из истории ее народа, из его намеренной отстраненности от туманов, его решения принять тяготы и ответственность перед реальностью, отказавшись от фантазии, его решимости вступить на дорогу смертности. Страх коренился в рассказах о том, что случалось со смертными, отважившимися войти в волшебные туманы, о безумии, овладевавшем ими, когда они оказывались не в состоянии приспособиться к требованиям мира, где все было воображаемым и не было ничего постоянного. А еще он крылся в предостережении Матери-Земли, которая велела опасаться мотивов предложенной народом эльфов помощи, потому что они всегда скрывают свои истинные цели, тая их от таких, как Ивица.
Она взглянула на Дирка с Лесной опушки, пытаясь отгадать, какие секреты таит от нее призматический кот. Насколько им движут одному ему известные побуждения? Есть ли какой-то злой умысел в том, что он сопровождал ее в этот мир, а теперь поведет в следующий? Она могла бы спросить его, но не сомневалась, что он ничего не скажет. Ни та его часть, что принадлежит эльфу, ни та, что принадлежит коту, не допустит прямого ответа. По природе своей он был загадкой и не откажется от своей сущности.
Поэтому она продолжала идти, стараясь не задумываться над тем, что должно произойти дальше. Они сошли с главных улиц и начали пробираться по переулкам, заставленным мусорными контейнерами, зава» ленным всяким хламом, загроможденным ржавеющими машинами. Они перешли из света уличных фонарей в область туманного сумрака, и их путь освещался только далеким светом ламп, тускло отражавшимся от стен зданий. Туман и пар образовали узкий коридор, затянув тротуары и скрыв ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105