– Что вы наделали? – снова сказал Скотт.– Зачем стрелять без нужды? Все стояли, опустив головы, и даже Брук чувствовал, что поступил нехорошо.
– Не будет в другой раз следить за нами,– оправдывался он.– А что, если бы он пустил в нас отравленную стрелу?
– Нам ничего не стоило в любую минуту снять его, если бы на то пошло,– сказал Скотт.– Раз мы его заметили, он уже был для нас безопасен. А это только разозлит папуасов, и у нас прибавится ненужных хлопот. Скверно, очень скверно, мистер Брук!
Между тем Хануби направился в кусты, где упало тело.
– Сюда! Скорей! – раздался его веселый голос. Подбежали... и расхохотались так, что эхо пошло по всей округе. Даже Скотт, может быть, впервые в жизни так хохотал. Вместо папуаса под деревом лежал... кенгуру, так называемый лазающий кенгуру, который водится главным образом на Новой Гвинее.
– Ну и страна! – говорил Брук.– Все тут шиворот-навыворот: люди похожи на зверей, звери – на людей. И все-таки слава богу, что так получилось: успеем еще поохотиться и на папуасов, если потребуется. А этого «папуаса» и сами съедим.
Весело возвратились на катер, где уже начали было тревожиться, услыхав стрельбу в деревне. Добычи хватило на два дня.
На третий день, под вечер, пристали к одному маленькому островку посредине реки. Богатая растительность, сухой высокий берег и безопасное положение посреди реки – все это располагало к тому, чтобы остановиться тут.
С удовольствием выбрались люди на твердую землю: ноги у всех затекли от длительной езды на катере. Разложили огонь и даже спать на этот раз решили на берегу, потому что на судне было тесно. Только хозяева остались в своей каюте.
На ночь, конечно, выставили охранение, но место было такое надежное, что часовой сам заснул раньше других.
Чунг Ли лежал под высоким деревом, в десятке шагов от костра, прислушивался к шуму воды в реке и думал о том, где теперь его брат и встретятся ли они... А может быть, Хунь Чжи уже нет в живых, и все из-за того, что он, Чунг Ли, на четыре дня опоздал.
Все уже спали. Костер погас. Где-то далеко-далеко завыла собака. Может быть, там жилье, а может, это дикая собака, которых много водится на Новой Гвинее.
Файлу перевернулся на другой бок, и в этот момент ему показалось, что возле Чунг Ли промелькнула какая-то тень. Он поднял голову, протер глаза – ничего. Тогда он не поленился встать, подошел к Чунг Ли: тот спит как убитый. Обошел лагерь вокруг, прислушался: ни звука, ни шороха.
Файлу успокоился. Наверно, со сна почудилось. Подкинул в костер хворосту, улегся и спокойно заснул.


IV


Племя Какаду. – Жизнь папуасов,– Приход миссионера. – Вождь Мапу. –«Культурная работа» миссионера.– Пир на весь мир.

Как уже было сказано, папуасы никогда не составляли единого государства. Жили они обособленно, своими родами, с соседями постоянного общения не имели, а если и встречались иной раз, так расходились не по-доброму.
Часто какой-нибудь сильный род подчинял себе окрестные деревни, но в скором времени и сам он мог попасть в подчинение к другому, еще более сильному роду.
Род Какаду насчитывал человек четыреста вместе с женщинами и детьми. Хижины их были разбросаны по обоим берегам небольшого ручья, на холмах. Большей частью они стояли прямо на земле, и лишь немногие были построены на невысоких сваях. Крыши – из сплетенных пальмовых листьев, стены – из ветвей; разумеется, никаких окон тут не полагалось, была только одна большая дыра, которая служила дверью. Дверь эта никогда не запиралась, потому что воров здесь не водилось: красть было нечего.
Только в одном доме, побольше, была «дверь» – крышка от какого-то ящика с английскими надписями. Как попал сюда этот «осколок цивилизации» – неизвестно. Не знал этого, наверно, и сам хозяин дома – вождь рода. Но самым приметным в деревне был другой дом – огромный, на высоких сваях и с башней, как церковь. На верхушке башни развевался пук перьев какаду – эмблема рода.
Это было самое интересное учреждение у папуасов – «ум-камаль», что-то вроде нашего клуба. В этом «клубе» жили неженатые мужчины, женщин к нему даже близко не подпускали.
Тут вершились разные дела, происходили советы; сюда приходили гости и путешественники (конечно, только мужчины); тут мужчины проводили все свое время, лежали, курили, пели.
В ум-камале и теперь было довольно много народа, в то время как в других местах деревни не было почти никого.
Бросалось в глаза отсутствие женщин. По улице слонялись свиньи и собаки, беспрепятственно заходя в любую хижину. Тут же разгуливало несколько кур, которых туземцы держат главным образом ради перьев. И больше не видно было никаких примет хозяйства, даже клочка обработанной земли.
Перед многими домами были сооружены небольшие помосты на четырех столбиках. На этих помостах тоже лежали и сидели мужчины – по одному или по нескольку человек. Тут они отдыхали, беседовали. Это были своеобразные домашние клубы для женатых мужчин: в хижине им не давали покоя свиньи и собаки. Сюда женщины тоже не имели доступа, и только в исключительных случаях, в знак особой милости, им позволялось посидеть под помостом.
Вот из лесу подошли две женщины, как видно, мать с дочерью. Одеты они были очень непритязательно: короткая, до колен, юбка из плетеного тростника – и все. На спинах, перекинув веревки на лоб, они несли по большой вязанке таро – растения, которое тут заменяет наш картофель. Вся работа по хозяйству лежит здесь на женщинах. Лошадей нет, и любые тяжести переносятся женщинами таким вот странным способом. На лбу у многих на всю жизнь остается след от веревки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35