С его стороны было очень мило сюда прийти.
Да уж, разумеется. Генриетта глубоко вздохнула и пошла к Джеду.
– Мне особенно нравится зимний пейзаж. – Он рассматривал картины и не взглянул в ее сторону, хотя явно заметил ее приближение. – Небо просто прекрасно! Этот белый отсвет на серебряном фоне – удачная находка.
– Спасибо. – Она и сама отдавала предпочтение зимней картине, и именно по той же самой причине. – Но я надеюсь, моя мать не очень давила на вас. Она может быть невероятно настойчивой, когда нападет на след, и не умеет смиряться с отказом. Вы не должны…
– Генриетта, я от них в восторге! – Он перебил ее срывающуюся речь непререкаемым тоном и посмотрел на нее сверху вниз. – Хотя вы и невысокого мнения обо мне, я все же не лишен некоторых зачатков вкуса, которые позволяют мне по мере сил ценить искусство во всех его проявлениях, – сухо произнес он.
Вот опять, он опять это делает – выворачивает ее слова наизнанку.
– Кое-что из вашей керамики тоже весьма оригинально. – Он повел ее за собой по залу, крепко держа под руку. Они двигались от одного изделия к другому, и Генриетта с упоением рассказывала о своем искусстве, но через несколько минут заметила на лице у своего спутника улыбку.
– Что случилось? – Она настороженно взглянула на него – Мелвин в свое время мастерски умел заставить ее почувствовать себя полной дурой.
– Ничего, – поспешно заверил ее Джед. – Просто вы так увлеченно говорите о своей работе… даже страстно. Кажется невероятным, что вы можете продавать свои произведения, – мягко произнес он.
Ее серьезные карие глаза внимательно наблюдали за ним еще несколько секунд, и Джед от волнения затаил дыхание, но потом девушка расслабилась и признала:
– Это очень трудно. Они становятся частью меня, почти как дети. Есть пара вещей, которые я так и не решилась отдать.
Раньше таких вещей было больше чем пара, но в ту злосчастную ночь Мелвин уничтожил большинство из них в припадке яростной ревности и даже разорвал на клочки ее любимую картину, написанную со старой фотографии отца. Она не сразу поняла, что муж ревновал ее и к творчеству. Разумеется, он не завидовал ее таланту: его собственная одаренность превосходила ее способности, как парящий в небесах орел затмевает обычного скворца. Просто Мелвин хотел, чтобы в мыслях Генриетты не было места ни для чего другого, кроме него самого.
Она вдруг заметила, что Джед смотрит на нее как-то странно, и добавила с напускной веселостью:
– Но жизнь заставит. Ничего не поделаешь, приходится зарабатывать.
– Что ж, если все ваши работы так же хороши, то покупатели скоро станут обивать порог вашего дома.
– Сомневаюсь.
В ее голосе явно слышалось недоверие, и Джеда охватило отчаяние. Чего он вообще старается? Она не принадлежит к его типу женщин, с этой ее манерой смотреть испуганными, широко распахнутыми глазами и поведением недотроги. Она все еще влюблена в своего мертвого мужа; что ж, это к лучшему – меньше всего Джеду хотелось рисковать своими чувствами. В какой бы то ни было форме.
– Не сомневайтесь. – Он сделал шаг в ее сторону, голос у него стал низким и спокойным. – Первое, что вы должны уяснить себе в этом мире, где человек человеку волк, – это что вы лучше всех. Только так можно добраться до вершины.
– Мне кажется, что добраться до вершины не так уж важно. – Она воинственно задрала подбородок, чувствуя, как что-то неприятно сжимается в груди и мешает дышать.
– Тогда и не доберетесь, – просто сказал он, слегка приподняв бровь.
– Очень может быть. – Генриетта даже слегка усмехнулась: кажется, роли переменились и теперь она хозяйка положения. – Где бы я ни оказалась, я буду получать от этого удовольствие. А вы можете так про себя сказать? – не удержалась она.
– Я? – Она задела его за живое. Твердые, чувственные губы плотно сжались, а глаза сузились до ослепительно голубых щелок. – Мы говорим не обо мне.
– Так давайте поговорим о вас. – Она нежно улыбнулась.
– Хорошо, тогда за обедом, – моментально согласился он.
Вся нежность тут же испарилась.
– Это вряд ли. – Генриетта совершила ошибку, опустив взгляд, который тут же уперся в раскрытый ворот синей рубашки, а точнее – в завиток черных волос, видневшийся в вырезе. Джед пришел на выставку в галстуке, Генриетта точно помнила, но во время беседы с матерью галстук куда-то исчез, а вместе с ним и некоторая доля утонченности. Он был бы страстным любовником. Мысль, возникшая ниоткуда, отозвалась теплотой, разлившейся где-то внизу живота.
– Генриетта, вы не можете постоянно находиться в заточении, – мягкий голос Джеда вывел ее из задумчивости. – Вокруг вас – огромный мир, и рано или поздно вам придется снова встать на ноги и начать жить.
– Вы утверждаете, что я не живу, только потому, что я отказалась с вами пообедать?
– Видимо, да. – Он протянул руку и взял девушку за подбородок, вынуждая ее поднять голову и посмотреть ему в лицо. – А есть еще причины? – Их предостаточно, между прочим, и… – Я здесь один, в огромном городе, провожу бесконечные вечера в пустых, бездушных стенах отеля, а вы отказываете мне в своем обществе, – грустно продолжал он, как будто Генриетта ничего не сказала. – Вы ведь не злой и не скупой человек, уж в этом я уверен, значит, только страх мешает вам принять абсолютно бескорыстное предложение от друга.
– Страх? – Генриетта ушам своим не верила. – И с каких это пор вы стали моим другом? – нелюбезно добавила она.
– Разве я не друг? – Он удивленно изогнул бровь. – Вы меня воспринимаете не как друга, Генриетта? Тогда… как именно?
– Я вас вообще никак не воспринимаю, – немного нелогично возразила она, – и уж точно не боюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36