Кончики крохотных туфелек чуть выглядывали из-под платья…Я внимательно и медленно разглядывал портрет.Темные волосы Ирины были заплетены в косы, свернутые кренделечками, точно так, как порой их свертывают нынешние девочки-школьницы старших классов. По-восточному смуглое лицо, высокий лоб, черные дуги бровей, тонкий, чуть неправильный нос, тонкие полуоткрытые губы, точеный подбородок… Все это создавало неповторимую гармонию. Просто невозможно было оторваться от портрета.– Прелесть как хороша! – прошептала за моей спиной Люся.А глаза! Создатель портрета называл их полумесяцами.В Третьяковской галерее есть несколько особенных портретов – Брюллова, Иванова, Крамского, Репина… Каждый раз, когда я там бываю, то подолгу стою перед этими произведениями, всматриваюсь в глаза тех женщин и тех девушек и всегда нахожу в них нечто новое. Про каждый портрет можно написать целую поэму – как любила, как страдала или радовалась та женщина или та девушка.Именно такой особенный портрет видел я сейчас, портрет, написанный несомненно выдающимся, замечательным художником.Первое впечатление от него было: ох и плутовка, верно, эта юная худенькая девушка, почти девочка! Набедокурила где-то, что-то разбила или пролила и, спасаясь от строгой наставницы, убежала в эту комнату, присела на краешек кресла…Но, взглянув повнимательнее в ее глаза, я увидел в них глубоко скрытую тайную печаль… А вглядевшись еще раз, я уже ничего не замечал – ни ее блистательного платья, ни ее тонкого, изящного стана, а видел только бесконечно скорбные карие глаза-полумесяцы.– Почему она такая грустная? – шепнула Соня.– А какая она была несчастная и как рано умерла! – напомнила Галя.На девочек зашикали. Да, на такой портрет надо смотреть очень долго и молча, чтобы никто-никто не мешал. И все – взрослые и дети – стояли, смотрели, не проронив ни слова…– Иван Тихонович, отдай его в наш музей, – вполголоса, но с большим чувством произнес Номер Первый.– Отдам, – также вполголоса ответил наш хозяин.С этого момента он на все сто процентов заслужил свое прозвище – «Изыскатель Номер Четвертый». * * * Перед тем как поместить портрет на вечные времена в любецкий музей, его выставили в Голубом зале Золотоборского дома пионеров. Под ним поставили две хрустальные вазы с голубыми георгинами, а вокруг развесили маленькие этюды Ларюши.Вот река на закате и силуэт лодочки с рыбаками, другой этюд – раннее утро, и розовый туман поднимается с перламутровой воды, третий – ярко освещенный солнцем красный бакен на песке, а сзади – сияющая голубая гладь реки, и еще несколько этюдов, изображающих Люсю на фоне реки.Мы умоляли Ларюшу и поодиночке и в пятьдесят голосов, просили выставить также портрет Люси. Художник категорически отказывался и даже ни за что не хотел показать его нам.Он говорил, что портрет никуда не годится, что он не закончен, что его невозможно ставить рядом с портретом Ирины.Произведения Жени-близнеца для тринадцатилетнего мальчика были безусловно удачны, но еще слишком по-детски неумелы. Их решили не выставлять.– Рано, дорогой. Учиться надо еще лет десяток, тогда станешь художником, – попробовал его утешить Номер Первый.Мальчик молча опустил свою черную голову. Он сознавал, что старик был прав.– Осенью поеду в Москву – поступать в Художественное училище, – неожиданно объявил он.Жители Золотого Бора и района – служащие учреждений, рабочие фабрик, колхозники, домашние хозяйки, учителя и школьники – приходили на выставку, восхищались портретом, внимательно слушали рассказы дежурных пионеров о трагической судьбе Ирины Загвоздецкой и ее возлюбленного крепостного художника Егора Спорышева. И все посетители одновременно любовались этюдами Ларюши, который так прекрасно и правдиво изобразил их любимую родную реку.Конечно, рядом с портретом эти этюды были очень скромны, но в них угадывалась верная кисть будущего мастера. И я и Номер Первый простили Ларюше его не слишком энергичное участие в поисках портрета. От всей души нам хотелось ему пожелать стать большим, настоящим художником, певцом нашей реки, нашей природы и всей нашей жизни.Из Любца примчались три автобуса, переполненных желающими посмотреть найденный портрет – будущий самый ценный экспонат их музея. Приехали: Номер Второй – заведующий музеем, Номер Третий – директор школы. Из своего музея прибыли, проклиная пароходные порядки, Номера Седьмой и Пятый.Номер Второй объявил Ивану Тихоновичу, что статью о портрете и о голубых георгинах он отсылает в московские газеты и в «Огонек». Узнав об этом, Иван Тихонович без колебаний подарил музею в Любце кокошник и азиатский платок. Заключение Тычинка и Роза Петровна вернулись в Москву, а Номер Первый с Майклом уехали в Любец. Мой отпуск был на исходе, у ребят кончались каникулы.В последний раз мы собрались в Доме пионеров. Всем нам было чуть-чуть грустно. Не пришла только Люся. Ларюша у нее на квартире ежедневно по двенадцать часов подряд писал ее портрет. Какой выходит портрет, никто не знал: художник упорно не показывал его никому.Я принес письмо Миши. Кроме первого экзамена по русскому письменному, на остальных он получил одни пятерки и, набрав двадцать восемь очков, поступил на первый курс геологического факультета Московского университета.В своем письме Миша передавал большой привет золото-борским пионерам и предлагал им будущим летом вместе участвовать в походах за минералами.Магдалина Харитоновна подсела ко мне, держа наготове свой изрядно потрепанный за время походов голубой альбом ВДОД.– Ну, теперь, когда все треволнения так счастливо кончились, когда мы, изыскатели, победили, расскажите нам наконец о своих прежних самых интересных приключениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63