Но, заметив бледность и отрешенный взгляд Беллы, она только и смогла воскликнуть:— Белла!— Теперь ты веришь? — спросила Белла.— Верю!— Не кричи, Зелда. Мне и боязно, и любопытно, и жутко, и радостно. Пойдем-ка.И подруги направились по дорожке туда, где старый склон уходил старыми ступенями вниз, в старый Голливуд, и вдруг почувствовали, как время описало вокруг них полукруг — и вот уже на дворе стоял совсем другой год, потому что рядом ничего не изменилось, все здания остались такими же, как в тысяча девятьсот двадцать восьмом, дальние холмы выглядели совсем как в двадцать шестом, а ступени — как в двадцать первом, когда их только-только зацементировали.— Прислушайся, Зелда. Вот, опять!Зелда прислушалась, но вначале сумела разобрать только скрежет, похожий на треск сверчка, потом стон древесины и жалобы фортепьянных струн; тут один голос стал браниться по поводу этой холеры, а другой твердил, что он тут вообще ни при чем, вслед за тем по ступеням с глухим стуком поскакали шляпы-котелки, и сердитый голос бросил: " Опять из-за тебя влипли".От изумления Зелда чуть не полетела кубарем вниз. Ухватившись за локоть Беллы, она всхлипнула.— Это розыгрыш. Кто-то установил магнитофон или…— Нет, я проверяла. Здесь только голые ступеньки, Зелда, голые ступеньки!Пухлые щеки Зелды намокли от слез.— Надо же, его собственный голос! Уж я-то разбираюсь, они — мои любимцы, Белла. Это Олли. Другой голос — это Стэн. А ты, как ни странно, в здравом уме!Голоса звучали то громче, то тише, и наконец один из них вскричал:— Эй, ты, не отлынивай!У Зелды вырвался стон:— Бог мой, какое чудо!— Что прикажешь думать? — спросила Белла. — Как их сюда занесло? Это и вправду привидения? С какой стати привидения каждую ночь лезут в гору и толкают перед собой ящик? Объясни, какой в этом смысл?Зелда окинула взглядом крутой склон и на мгновение прикрыла глаза, обдумывая ответ.— А с какой стати привидения вообще куда-то лезут? Собирать дань? Вершить возмездие? Нет, наши — не таковы. Возможно, их подгоняет любовь, неразделенные чувства или что-то в этом роде. Согласна?Сердце Беллы отсчитало пару ударов, прежде чем она ответила:— Может, они не слышали этих слов.— О чем ты?— А может, слышали много раз, да не верили, потому что в прежние годы что-то у них случилось, какая-нибудь напасть или вроде того, а когда случаются напасти, все остальное забывается.— Что забывается?— Как мы их любили.— Им это было известно.— Откуда? Мы, конечно, болтали друг с дружкой, но не трудились им лишний раз написать, или помахать, когда они проезжали мимо, или хотя бы крикнуть: «Мы с вами!» Как ты думаешь?— Белла, о чем ты говоришь, они же не сходят с телеэкранов!— Ну, это совсем другое. Теперь, когда их с нами нет, хоть кто-нибудь подошел к этим ступенькам, чтобы признаться в открытую ? Что если эти голоса — вернее сказать, призраки, или уж не знаю кто — обитают здесь годами, каждую ночь ворочают ящик с пианино, и ни одной живой душе не приходит в голову шепотом, а то и в полный голос дать им знать, как мы их любили все эти годы. А почему, собственно?— В самом деле, почему? — Зелда вгляделась в бескрайнюю, почти отвесную мглу, где, скорее всего, маячили тени, а меж ними, быть может, неуклюже громоздилось пианино.— Если я права, — сказала Белла, — и если ты со мной согласна, нам остается только одно…— Нам с тобой?— Ну да, кому же еще? Тише. Пойдем-ка.Они сошли на ступеньку ниже. В тот же миг тут и там начали вспыхивать окна. Где-то раздвинули входную решетку и негодующе закричали в ночь:— Безобразие!— Что там за грохот?— Вам известно, который час?— Господи, — зашептала Белла, — теперь их услышали все без исключения !— Этого еще не хватало! — Зелда стала озираться по сторонам. — Так можно все испортить!— А вот я сейчас полицию вызову! — Наверху яростно хлопнула оконная рама.— Ох, — выдохнула Белла, — не дай бог, нагрянет полиция…— Ну и что?— Все пойдет насмарку. Если кто и должен им сказать, чтобы они передохнули и не шумели, так это мы с тобой. Мы их не обидим, верно?— Само собой разумеется, но…— Никаких «но». Держись за меня. Идем.Внизу все так же переговаривались два голоса, пианино заходилось в икоте: подруги осторожно спустились на ступеньку ниже, потом еще на одну, у них пересохло во рту, сердца колотились как бешеные, а непроглядная тьма пропускала лишь слабый свет фонаря у подножия лестницы, но он был так далеко, что загрустил в одиночестве, дожидаясь, пока запляшут тени.Окна хлопали одно за другим, скрежетали дверные решетки. Того и гляди, сверху могла обрушиться лавина досады, протестующих криков, а то и выстрелов, готовая безвозвратно смести все и вся.С этой мыслью подруги крепко обнялись, но обеих так зазнобило, что, казалось, каждая решила вытрясти из другой нужные слова в противовес чужому гневу.— Зелда, не молчи, скажи им хоть что-нибудь.— Что тут скажешь?— Да что угодно! Они обидятся, если мы не…— Они ?— Ты знаешь, о ком я. Надо их поддержать.— Ладно, будь по-твоему. — Зелда опустила веки и замерла, подбирая слова, а потом выговорила: — Привет.— Громче.— Привет, — окликнула она, сначала тихонько, потом чуть громче.Под ними впотьмах зашуршали тени. Один голос сделался решительнее, второй увял, а пианино затренькало на арфе своих невидимых струн.— Не бойтесь, — продолжала Зелда.— Умница. Давай дальше.— Не бойтесь, — осмелев, повторила Зелда. — Не слушайте этих крикунов. Мы вас не дадим в обиду. Это же мы! Я — Зелда, только вряд ли вы меня помните, а это Белла, мы вас знаем тыщу лет, с раннего детства, и всегда вас любили. Время ушло, но мы решили вам сказать. Мы полюбили вас, когда впервые увидели в пустыне, а может, на корабле с привидениями, или когда вы торговали вразнос рождественскими елками, или в автомобильной пробке, когда вы отдирали у машин фары — и любим вас по сей день, верно я говорю, Белла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70