Все ее существо прониклось правдивостью его слов.— Ничего не понимаю, — сказала она.— Я тоже.— Что ты здесь делаешь?— Сам не знаю.— А я что здесь делаю?— Пришла с кем-то повидаться.— Неужели?Вдалеке городские часы пробили три раза. Она прислушалась, и ее лицо затуманилось от боя курантов.— Но ведь сейчас так поздно. По ночам люди не выходят из дому на лужайку.— Выходят, если этого не миновать, — возразил он.— Зачем?— Может, мы на этот вопрос ответим сообща, если потолкуем.— О чем, скажи на милость?— О том, что тебя сюда привело. Если поговорим без спешки, может, и выясним. Я-то знаю, почему пришел. Услышал, как ты плачешь.— Ох, мне так стыдно.— Напрасно. Чего тут стыдиться? На меня, например, частенько накатывают слезы. А потом разбирает смех. Но это — только когда поплачешь. Так что не стесняйся.— Странный ты, честное слово.Ее рука отпустила волосы. Другая рука отстранилась, и на девичьем лице отразилось робкое, но неугасающее любопытство.— Я-то думала, только со мной такое бывает.— Все так думают. Просто мы не привыкли этим делиться. Но если увидишь мрачную физиономию — будь уверена: человек никогда не плачет. Встретишь помешанного — будь уверена: он давным-давно осушил слезы. Ты не смущайся.— Кажется, у меня слезы кончились.— Ничего, можно и по второму разу.У нее вырвался тихий смешок.— Да ты и впрямь с чудинкой. Кто ты такой?— После скажу.Стоя посреди лужайки, она пристально изучала его руки, лицо, губы, потом глаза.— А ведь я тебя знаю. Вот только откуда?— Так недолго все испортить. И потом, ты все равно не поверишь.— Поверю!Теперь настал его черед тихонько рассмеяться.— Ты совсем девчонка.— А вот и нет, девятнадцать стукнуло! Старуха уже.— И то верно, когда девчонке от двенадцати до девятнадцати, на нее годы давят. Уж не знаю, почему так получается. А теперь сделай одолжение, объясни, чем ты тут занимаешься по ночам?— Я… — Она закрыла глаза, обдумывая ответ. — Жду.— Вот как?— И грущу.— Грустишь оттого, что приходиться ждать?— Да вроде нет.— А сама-то знаешь, чего ждешь?— Кто тут разберет. Просто нутром чего-то жду, и все тут. Не знаю, как сказать словами. И понять не могу. Голова непутевая!— Будет тебе! Ты — как все, кто быстро взрослеет и многого желает. Сдается мне, девчонки, девушки вроде тебя, испокон веков ускользали из дому. Как у нас в Гринтауне, так и в Каире, и в Александрии, в Риме, в Париже. Проснутся летней ночью — и ноги сами несут их в укромное место, будто кто-то позвал по имени…— Верно, кто-то меня позвал! Так и было! Позвали по имени! Истинная правда! А ты откуда знаешь? Не ты ли меня позвал?— Нет, не я. Хотя мы с тобою оба с ним знакомы. Имя вспомнишь, когда вернешься домой — уж не знаю, в какую тебе сторону — и ляжешь спать.— Что значит «в какую сторону»? Вот же мой дом, позади тебя, — сказала она. — Туда и пойду. Я здесь родилась.— Надо же, — засмеялся он. — Я тоже.— Ты? Кроме шуток? Честно?— Ну, да. Стало быть, ты слышала, как тебя позвали. Вышла из дому…— Все верно. Уже не в первый раз. И, как всегда, никого не застала. Но здесь точно кто-то есть, я ведь не ослышалась?— Настанет время — и появится человек, которому как раз впору будет тот голос.— Ох, зачем ты меня дразнишь?— Я не шучу. Поверь мне. Так и будет. Уж сколько девушек слышали этот зов — в разные годы, в разных местах, в летний зной, а то и в зимнюю стужу выходили они прямо на холод и стояли, не замерзая, среди сугробов, и прислушивались, и высматривали незнакомые следы на полночном снегу, а мимо пробегал только старый пес, оскалившись в улыбке. Вот ведь незадача, такая незадача.— И верно, такая незадача. — Он успел разглядеть улыбку, хотя луна вышла всего лишь на миг и тут же спряталась за тучи. — Глупости это все, да?— Вовсе нет. У парней случается то же самое. Лет в шестнадцать-семнадцать начинают совершать дальние походы. Конечно, такой не будет стоять на одном месте, ожидая неизвестно чего. Но уж как зашагает — не остановишь! От полуночи до рассвета может отмахать не одну милю, домой доберется без сил, там его словно прорвет, а потом, во сне, ему привидится собственная смерть.— Даже обидно: одни стоят, другие шагают — и никак им не…— Не повстречаться?— Вот-вот. Жалко, правда?— Рано или поздно встречи не миновать.— Ну нет, мне уже никого не встретить. Я старая, страшная, гадкая и этот голос слышу многие ночи подряд: он зовет, я выхожу, а там — никого, хоть умри.— О прекрасная дева, — негромко произнес он. — Не умирай. Всадники уже мчатся на подмогу. Тебя спасут.В его словах было столько уверенности, что она невольно подняла глаза, хотя до этого смотрела на свои руки, в которых держала душу.— Ты точно знаешь? — спросила она.— А как же!— Честно? Не обманываешь?— Богом клянусь, клянусь всем сущим.— Тогда рассказывай дальше.— Рассказывать-то особенно нечего.— Нет, рассказывай!— Все у тебя будет хорошо. Очень скоро, в один прекрасный день или в одну прекрасную ночь, кое-кто тебя позовет, ты выйдешь — а он тут как тут. На этом игра и закончится.— Игра в прятки? Уж очень она затянулась.— Она, почитай, закончилась, Мари.— Тебе известно мое имя?!Смутившись, он замолчал. В его планы не входило себя выдавать.— Как ты узнал и, вообще, кто ты такой? — не отступала она.— Сегодня ночью заснешь — и узнаешь. Если слишком многое будет сказано словами, то ты исчезнешь, а может, я исчезну. Теперь я и сам не знаю, кто из нас двоих — призрак.— Только не я! Уж конечно не я. Вот, до меня можно дотронуться. Я стою на земле. Да что там говорить — взгляни! — И она протянула ему на ладони последние слезы, которые смахнула с ресниц.— И впрямь настоящие. Что ж, милая девушка, остается признать, что ночной гость — это я сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70