Мать задумчиво потягивала шампанское из высокого бокала. Затем она поцеловала Эдвина и отправила его спать.
У себя в спальне он медленно раздевался и думал о том, какую комнату он получит через год, через два года… А на что похожи чудовища, монстры? Они убили Господа… Интересно, что такое "смерть"? Наверное, это такое чувство; наверное, оно так понравилось Господу, что он никогда не вернется. Может быть "смерть" это путешествие?
Внизу раздался звон разбитого стекла. Наверное, Мать уронила бутылку шампанского. Эдвин замер от того, что его поразила странная мысль: "А какой бы звук был, если бы упала сама Мать? Если бы она разбилась на миллион осколков?"

Проснувшись утром, он почувствовал странный запах: так пахло вино. Эдвин потянулся в кровати. Он прекрасно себя чувствовал. Сегодня, как обычно, его ждет завтрак, уроки, обед, занятия музыкой, потом час или два – электрические игры, и, наконец, самое интересное – чай на мягкой зеленой траве. Вечером опять уроки – они с Учительницей будут читать книги из библиотеки, и он узнает что-нибудь новое о том нездешнем мире, который скрыт от его глаз.
– Ой, он же забыл отдать Матери записку Учительницы! Нужно сейчас же сделать это.
Эдвин быстро оделся и распахнул дверь. В доме стояла непривычная тишина.
– Мама, – позвал он. Никто не ответил. – Мама! – закричал он и бросился вниз.

Он нашел ее там же, где оставил вчера вечером в гостиной. Она лежала на полу с разбитым бокалом в руке. Рядом валялась бутылка. Она была невредима, но все вино из нее вылилось, оставив на ковре ядовитое пятно. Мать была все в том же зеленом платье. Она, наверное, очень крепко спала и не слышала шагов Эдвина. Он подошел к столу. Стол был пуст. Это поразило Эдвина: сколько он себя помнил, на этом столе по утрам его всегда ждал завтрак. Но сегодня его не было!!!
– Мама, проснись, – он обернулся к ней. – Где завтрак? Проснись! Мне идти на уроки?
Она не шевелилась.
Эдвин бросился наверх. Безмолвные коридоры и переходы летели ему навстречу. Вот и дверь класса. Тяжело дыша, он постучал. Молчание. Он стукнул сильнее, и дверь, жалобно скрипнув, приоткрылась. Класс был пустой и темный. Веселый огонь не потрескивал в камине, разгоняя тени на потолке. Кругом не было слышно ни звука.
– Учительница!
Он замер в центре безжизненной холодной комнаты.
– Учительница?!
Слабый луч света пробился через цветное стекло, когда он приподнял штору.
Эдвин мысленно приказал этому лучу зажечь огонь в камине. Он зажмурился, чтобы дать время Учительнице появиться. Затем он открыл глаза и замер, ошеломленный тем, что он увидел на ее столе. На аккуратно сложенном сером платье с капюшоном лежали ее очки и одна серая перчатка. Эдвин потрогал ее, другой перчатки не было. Рядом лежал жирный косметический карандаш. Эдвин задумчиво провел им несколько линий на ладони.
Повернувшись, он подошел к стене и потрогал ручку маленькой двери, которая всегда была закрыта. Ручка неожиданно легко подалась, и дверь раскрылась. Перед ним был маленький коричневый чулан.
– Учительница!
Он вскочил в чулан, захлопнув за собой дверь и, нажав на красную кнопку в стене, стал ждать. Чулан начал спускаться, и с ним опускался вниз какой-то мертвый холод. Мир был безмолвен, холоден и спокоен. Учительница ушла, а мать спит. Чулан опускался, зажав его в железных челюстях. Но вот он остановился. Что-то щелкнуло, и дверь открылась. Эдвин вышел и очутился… в гостиной. Самое удивительное, что за ним не было никакой двери – только раздвижная дубовая панель.
Мать спала все в той же позе, неловко поджав руку, рядом с которой лежала мягкая перчатка Учительницы. Он поднял перчатку и долго разглядывал ее. Ему стало страшно. Всхлипывая, он побежал наверх.
Камин был холодный, комната пуста. Он бросился обратно, приказывая столу накрыться скатертью-самобранкой с завтраком. Стол был все также пуст. Эдвин наклонился к Матери, затормошил ее, умоляя проснуться. Ее руки были холодными.
Мерно тикали часы. Пыль играла в лучах солнечного света. Наверное, она проходила через все Миры, прежде чем осесть здесь, на ковре.
Эдвин проголодался, а Мать все не двигалась.
Он подумал об Учительнице. Если ее нет в доме, значит она куда-то вышла и заблудилась. Только он может найти ее и привести, чтобы она разбудила Мать, иначе та вечно будет лежать здесь и постепенно покроется пылью.
Эдвин прошел через кухню и вышел во двор. Солнце светило, где-то за кромкой Мира ревели чудовища. Он дошел до ограды сада, не решаясь идти дальше, и в нескольких шагах от себя увидел шкатулку, которую сам выбросил в окно. Ветер колыхал листья деревьев, и тени от них пробегали от разбитой крышки и лицу попрыгунчика, протягивающего руки в извечном жесте стремления к свободе. Попрыгунчик улыбался и хмурился, улыбался и хмурился; выражение его лица менялось от пробегавшей тени листьев. Эдвин зачарованно смотрел на него. Попрыгунчик протягивал руки к запретной тропе. Эдвин оглянулся и нерешительно двинулся вперед.
– Учительница?
Он сделал несколько шагов по тропе.
– Учительница!
Он замер, вглядываясь вперед. Деревья смыкали над тропой свои кроны, в которых шелестел ветер.
– Учительница!
Эдвин шел вперед медленно, но упрямо. он обернулся. Позади лежал его привычный Мир, окутанный безмолвием. Он уменьшался, он был маленьким! Как странно видеть его меньшим, чем он был всегда. Ведь он казался ему таким огромным! Эдвин почувствовал, как замерло у него сердце. Он шагнул обратно к дому, но, испуганный его безмолвием, повернулся и двинулся вперед по тропе.
1 2 3 4 5 6