Если же у него не хватит на это сил, тогда он должен постараться исправить это словом уст своих. Но если у него и на это не хватит сил, то он по меньшей мере должен ужаснуться этому всем сердцем своим!" Лев всегда считал, что эмир Багдада в своей борьбе против греха изрядно перегибает палку. А значит, ему, Льву, как истинному мусульманину вменяется в обязанность беспременно вмешаться. Дабы честно и нелицеприятно поправить всё рукою своей, словом из уст своих, ну и конечно же сердцем!
- Что тебе угодно, о неисправимый Багдадский вор? - пророкотал джинн, изо всех сил стараясь выглядеть предельно крутым и впечатляющим. Это стоило сделать, ибо не будем врать, что все горожане при виде здоровенного монстра впали в истерику и бледность. Вовсе нет... Ну, многие, конечно, пригнулись, кое-кто даже зажмурился от страха, но не убежал ни один. То ли джинны на Востоке не такая уж диковинка, то ли здесь, на базарной площади, становилось слишком уж интересно, а любопытство - самый большой двигатель прогресса и самая сильная слабость человеческой души.
- Здорово, Бабудай-Ага! Сто лет не видались, как жизнь, как дети, как супруга?
- Хвала небесам, всё в порядке... - Джинн наклонился пониже и шёпотом доложил: - Ты все перепутал, уважаемый! Меня мог вызвать только твой дед, и потом, для этого надо хотя бы потереть кувшин. Я бы не настаивал, но традиции есть традиции...
- Ладно, приму к сведению. Дедушка Хайям, ты не против, если я загадаю одно желание?
- А у меня и осталось всего одно, - прямо с места крикнул старик. - Трать его, о мой бесшабашный внук!
- Так, так, так... и чего бы мне эдакого пожелать? - Лев Оболенский изобразил на челе мучительную работу мысли. - Вообще-то, в свете последних событий, когда нас вот-вот обезглавят, наверное, стоило бы... Эй, эмир! Ты, случайно, не передумал нас казнить?
- Вы... свободны, - тупо выдавил Селим ибн Гарун аль-Рашид, опустив голову в знак признания своего поражения.
- Хвала аллаху за такое правосудие! - счастливо возопил Ходжа Насреддин, подпихивая друга в спину. - Бери дедушку и пойдём отсюда в ближайшую чайхану самого дальнего города. В какую-нибудь Басру, например... айда!
- Не пойду.
- Что ты сказал, Лёва-джан?
- Ты иди, а я пока задержусь. Мне кажется, у вас тут надо кое-что поправить... - сощурясь, заявил Лев, странно посматривая на эмира. Тот сидел ни жив ни мертв, белее потолка, и вся площадь совершенно ясно поняла, ЧТО сейчас произойдёт. Не думайте, будто бы на Востоке дворцовые перевороты чрезмерная редкость... Просто обычно их совершают лица, так или иначе приближенные к реальной власти. Всякие внебрачные принцы, опальные сыновья султанов, дети купцов и, на худой конец, великие герои из народа. Но не уличный жулик...
Первым опомнился всё тот же Насреддин:
- Ва-а-х, так ты, о подлейший из соучастников, вознамерился сам стать эмиром?!
- Ходжа, я не...
- Молчи, лукавый преступник с языком пустынной гюрзы! Ты сразил меня стрелой обиды прямо в печень, и она вот-вот выйдет через... нет, это неприлично. Оставим стрелу в покое... Как ты посмел хотя бы помыслить о присвоении себе законного трона эмиров Багдада?!
- Слушай, может, ты всё-таки меня...
- И не надейся, о голоштанный преступатель клятв! Я больше не поверю ни единому твоему слову... Легко ниспровергать эмира, имея за плечами самого большого из всех джиннов! А кстати, у тебя там не будет свободного места визиря?
- Я не буду эмиром.
- А я как раз был бы очень неплохим визирем от народа, потому что... Что ты сказал? - споткнулся домулло. - Как это не будешь эмиром?!
- Да так... не хочу. - Лев благодушно пожал плечами. - Я ведь вор. А всякая политика, дипломатия, интриги, перевыборы... Не, на главу государства долго учиться надо. На фига мне такой геморрой в ранней юности? У меня были совсем другие планы...
- Ка... какие? - не выдержав, пролепетал Селим ибн Гарун аль-Рашид. Кажется, он понял, что власти его лишать всё-таки не будут, но вполне могут сотворить что-нибудь неприятное. А к помосту тем временем активно проталкивалась маленькая, храбрая девушка в платье обеспеченной простолюдинки. Её вез очень убедительный ослик, нагло кусающий всех, кто не успевал сойти с пути. Вместо обычной чадры лицо всадницы было полуприкрыто дорогой вуалью, а глаза горели, как у голодного гуля.
- Джамиля? - не сразу поверил Оболенский, пока девушка, спрыгнув, проскользнула между стражниками и ловко вскарабкалась на помост. Первым делом она немножко повисела у него на груди, обозвав "бесчувственным" и "бессердечным", потом всхлипнула и, повернувшись лицом к эмиру, бухнулась на колени:
- О великий и справедливый правитель Багдада! Я, твоя верная раба и несчастная вдова, прошу милости для этого человека. Не убивайте его, пожалуйста, а?
- Да... мы... собственно... как бы... ну, я не очень и собирался, затравленно оглядевшись, пояснил Селим ибн Гарун аль-Рашид.
- Тоща почему же вы его не отпускаете?
- Я не отпускаю?! Да пусть идёт, ради аллаха! Хоть на все четыре стороны из моего благословенного города. Я не отпускаю... Это он меня не отпускает!!!
- Лёвушка... - Джамиля посмотрела на Оболенского, на кивающего домулло, на здоровенного джинна, произвела в голове несложные математические вычисления и... бросилась на Льва с кулачками. - Так ты сам захотел стать эмиром?! Ты говорил мне о свободе, о демократии, о равноправии, о конституции и других непонятных вещах, а сам только и ждал своего джинна, чтобы стать эмиром! Тебе так нужен его гарем?!
- Солнышко, - шутливо отбивался Лев под нарастающие смешки толпы, - но согласись, гарем - это единственный плюс во всей работе президента. Где ещё ему расслабляться после споров о Курильских островах или опохмелки в Ирландии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119