.. Вот нечто такое и пытался донести до всего белого света неизвестный старик, распекающий неизвестного джинна. Оболенский попытался повернуться на бок, но тело отказывалось ему повиноваться, и он вновь сосредоточил внимание на голосах, которые звучали теперь так близко, что уши начинали побаливать...
- Мне был нужен вор! Самый ловкий, самый неуловимый, самый искусный вор, чьё имя с восторженным придыханием произносили бы от вершин Кафра до низовий Евфрата. Его глаза должны быть подобны зелёным очам кошки из Сиама, руки сильны и упруги, словно клинки Дамаска, шаг - неуловим и лёгок, подобно златотканым вуалям Каира...
- Вах, вах, вах... как красиво ты говоришь, господин мой!
- Я тебе не о красоте говорю, о козлоподобный сын безволосого шакала! Я спрашиваю: кого ты мне притащил?!
- Хозяин, он сильный, смелый очень и умный тако-о-й... Я два раза проверял, снами мучил, денег просил, присматривался, клянусь аллахом!
- Не смей произносить имя Аллаха, светлого и великого! О моё старое сердце, оно не выдержит праведного гнева, гложущего мои бренные кости... Молчи, молчи, гяур лукавый!
- Ну гяуром-то зачем обзываться...
Лев почувствовал, как у него чешется нос. Поверьте, человек может стойко перенести многое, но, когда нет возможности почесать там, где чешется, - это одна из самых страшных пыток в мире. Может быть, его, спящего, укусил комар, может быть, по носу пробежал муравей, может быть, даже намеревался вскочить прыщ какой-нибудь, - не важно... главное, что Лев Оболенский всеми мыслимыми и немыслимыми усилиями поднял казавшуюся эфемерной руку и упоённо поскрёб переносицу. Оба голоса дружно слились в единый вздох то ли умиления, то ли разочарования. Не прерывая почёсывания, наш герой открыл наконец глаза. И... закрыл почти сразу же, так как увиденное ничуть его не обрадовало. Вроде бы он лежит абсолютно голый на старом, давно не стиранном одеяле, прямо на полу в грязнейшей хибарке, а рядом с ним препираются, сидя на коврике, два странных субъекта. Один маленький и какой-то коричневый, другой высоченный и чёрный, как негр.
- Вай дод! У него ещё и глаза голубые?! О недоношенный щенок чёрной пустынной лисы, я в последний раз тебя спрашиваю: кого ты мне притащил? Кожа белая, как брюхо у лягушки; плечи широкие, как у бурого медведя; пальцы тонкие, как у продажной женщины; глаза голубые, как... О, храни аллах, какой урод!!!
- Там, где я его брал, все такие страшные... Вот тут уж господин Оболенский не сдержался. Во-первых, он решительно открыл глаза и огромным усилием воли сел. Голова сразу закружилась, но он не позволил себе даже малейшего проявления слабости. Во-вторых, Лев набрал полную грудь воздуха, чтобы обрушиться на грубиянов, но не успел. Он неожиданно поймал себя на том, что смотрит сквозь чёрного гиганта, словно бы тот был не из плоти и крови, а из закопчённого стекла.
- Господи Иисусе... - изумлённо сорвалось с его губ.
- Ва-а-х... - на почти истерическом писке выдавил старый, как карагач, дедок в застиранном халате и драной чалме. - Так он ещё и неверный! Христианин! О жёлтые почки протухшего верблюда, ты что, не мог найти кого-нибудь в мусульманском мире?! Сейчас же отнеси его обратно!
- Это второе желание? - уточнил джинн. - Тогда слушаю и...
- Не-е-е-т!!! - быстро опомнился старик, обеими руками цепко схватив Оболенского за ухо. - Он - мой! Я передумал! Вай... позор на мою седую голову... Как я могу подготовить себе достойную замену и навек отрешиться от дел, посвятив помыслы Аллаху, если бестолковый джинн приволок мне такое чудовище...
- А... вы о ком это? - Праведный гнев Льва мгновенно улетучился, сменившись скорее жадным любопытством, усугубившимся тем, что в голове у него было абсолютно пусто. И пусто, к сожалению, в самом страшном смысле этого слова...
- Вай мэ... - безнадёжно махнул рукой словоохотливый владелец чалмы. Куда деваться, брать, что дают... Скажи мне своё имя, о страшнейший и уродливейший из всех юношей Багдада!
- Не помню... - неожиданно для самого себя выдал наш герой.
- Как так не помнишь?!
- Так... не помню. И ухо моё отпустите, пожалуйста.
- Кто ты такой? Кто были твои родители? Чем ты занимаешься, какому ремеслу обучен? Откуда родом?
- Не знаю. Не помню. Понятия не имею, - честно отвечал Лев, а старичка, похоже, вот-вот должен был хватить сердечный приступ.
- Ходил ли в медресе? Читал Коран? Чтишь ли. Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего?!
- Хозяин, он же христианин... - тихо вмешался Ба-будай-Ага, но тут же получил своё.
- А ты вообще молчи, тяжёлый аромат коровьего помёта! Я просил доставить ко мне умного, красивого, вежливого юношу из хорошей семьи, с благородными манерами, правоверного мусульманина... А это что?! Неизвестно кто, неизвестно откуда?!
- Тот, кого ты описываешь, аксакал, ни за что на свете не согласился бы стать вором, - резонно возразил джинн. - А этот молодой человек будет в твоих руках послушней глины под пальцами умелого гончара.
- Я вспомнил! Вспомнил! - Обсуждаемый объект подпрыгнул на тряпках и выпрямился во весь рост. - Я - Лев Оболенский!
* * *
Тут я понял - это джинн, он ведь может многое...
Он ведь может мне сказать - враз озолочу!
Ваше предложение, говорю, - убогое.
Морды будем бить потом, я вина хочу!
В. Высоцкий. Из куплетов к "Старику Хоттабычу"
К сожалению, это оказалось единственным, что злая судьба даровала бывшему помощнику прокурора. Он сумел вспомнить только своё имя, ни больше ни меньше... Быть может, джинн как-то неправильно провернул волшебное заклинание или удар затылком об обледеневший асфальт не прошёл бесследно, - беднягу поставили перед свершившимся фактом. Лев абсолютно ничего не помнил, но врождённый оптимизм и непоколебимая вера в собственные силы всколыхнули в нём ту неистребимую, вечную жажду жизни, столь характерную для каждого истинно русского человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119