А как раз наоборот – того абстрактного придурка, который рискнул бы, купившись на безобидный вид скромняги-преподавателя, неосмотрительно послать Леонида Ивановича по этому, самому популярному и короткому в нашей стране, адресу.
– Абсолютно точно, студент Корсак. – Сомов продолжал улыбаться. – Данное выражение обозначает открытую неприязнь и угрозу применения насилия в адрес того, кому оно адресовано. Теперь вопрос следующий: как поступить, если эта угроза высказана конкретно вам? Усложним, так сказать, ситуацию. Итак? Вам взяли и на полном серьезе пообещали устроить жабью лапку. Какими будут ваши ответные действия?
Смена темы произошла неожиданно, и нынешняя – по поводу реакции на оскорбление – в сути своей уже не имела ни малейшего отношения к изучению немецкого языка как такового. В этом зигзаге был весь Сомов. Поэтому столь резкий поворот темы мало кого из присутствующих удивил. Привыкли за четыре года к чудачествам, изредка происходящим на занятиях по профильной дисциплине.
– Итак? Я жду ответа. – Леонид Иванович сложил руки за спиной и выжидательно приподнял брови. – Кто готов высказать свое мнение? Смелее, смелее. Я не кусаюсь.
– Разрешите…
– Давайте, Корсак. Любопытно будет узнать ваше отношение к ситуации.
– Все, конечно, зависит от обстоятельств. – Слава чуть заметно хмыкнул, буквально физически ощущая на себе пристальный, испытующий взгляд самого неординарного профессора во всем огромном Ленинградском университете, за внешний вид получившего среди студентов-германистов смешное и чуточку обидное прозвище Ботаник. – Но если тебя посылают всерьез, есть лишь два варианта возможных действий: или молча и желательно очень быстро отправляться прямиком по названному адресу, или без лишних слов сразу бить уроду в лицо. И делать это до тех пор, пока он не попросит прощения. Третьего не дано…
Аудитория, еще не окончательно успокоившаяся от гомерического хохота, чуть притихла, подобралась. Этот хладнокровный вечный одиночка и упрямец Корсак, который ни разу за четыре года не дрался, но которого отчего-то втайне побаивались даже самые хулиганистые сокурсники, снова позволил себе вольность. Он вообще часто перегибал палку. И только блестящая, стопроцентная успеваемость – самая лучшая на всем выпускном курсе – гарантировала этому дерзкому типу некоторые послабления от более чем строгих ко всем остальным студентам преподавателей и комсомольского актива. Чем Корсак с успехом и пользовался, частенько вызывая своим поведением и отдельными репликами на лекциях открытое недовольство активистов. Однако до разборов на комсомольских собраниях и тем более далеко идущих «выводов» странным образом так ни разу и не дошло. Других, случалось, за сущую ерунду под орех разделывали, а этому – как с гуся вода…
– Что ж, возможно, вы правы, Ярослав, – после затянувшегося молчания наконец cогласился со студентом профессор Сомов. И, уже обращаясь ко всем, назидательно сказал: – Реальная жизнь, с которой вы, без пяти минут специалисты, вплотную столкнетесь после выхода из этих заботливых стен, потребует от вас полного напряжения сил. Как духовных, так и физических. И от того, как вы себя зарекомендуете с первых же дней, как поставите себя в глазах окружающих и коллег, напрямую зависит вся ваша будущая карьера. И вся дальнейшая жизнь. Садитесь, Корсак… Оценок я сегодня не ставлю…
Ярослав, чувствуя на себе взгляды десятка пар глаз, опустился на скамью. Профессор Сомов взглянул на часы. До окончания лекции осталось две минуты. Вздохнув, он сел за стол, взял лежащую там книжку и принялся листать страницы, старательно делая вид, что ищет что-то конкретное. На самом деле – просто убивал время…

Глава 2

Об их сугубо личных, не относящихся к учебе и не афишируемых отношениях со Славой Корсаком, начавшихся еще в середине первого курса, до сих пор не знал никто. Это была их общая мужская тайна. Последствия огласки могли оказаться крайне неприятными как для Ярослава, так и прежде всего для самого Леонида Ивановича. Ибо о его второй, тщательно скрываемой от посторонних глаз, стороне жизни до сих пор не знал никто. Даже всемогущий и всевидящий Боров. Он же – ректор университета Илья Борисович Цепкалов.
И только Ярославу Ботаник доверил свои секреты.
Их дружба началась три с половиной года назад. Как-то, после очередных занятий по немецкому языку, Корсак, как он сам позже признался, давно обративший внимание на специфический внешний вид рук профессора и до сих пор «зревший» для конфиденциальной беседы с глазу на глаз, умышленно остался последним в мигом покинутой сокурсниками после звонка аудитории и, убедившись, что рядом нет посторонних ушей, подошел к сидящему за столом Сомову и, без всяких предисловий, прямо в лоб, спросил, недвусмысленно кивнув на грубые желтоватые мозоли, покрывающие костяшки пальцев профессора:
– Вы занимаетесь китайской борьбой?
И тут же продемонстрировал чуть заметно дернувшему щекой и поднявшему лицо Леониду Ивановичу свои собственные кулаки с похожими, но сильно уступающими в плотности и давности появления, характерными мозолями. Больше слов не требовалось. Это было открытое приглашение к серьезному мужскому диалогу. Диалогу двух случайно встретившихся посвященных.
Cомов медленно снял делающие его похожим на неуклюжего ботаника очки – как давно догадывался наблюдающий за ним Слава – с самыми обыкновенными стеклами вместо линз. Нарочито медленно протер покрасневшие от усталости глаза, внимательно взглянул на стоящего перед ним высокого скуластого паренька с падающей на глаза непослушной челкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16