Чувствуя, как на него наваливаются сразу несколько человек, он хрипло рычал, думая о том, что в комнате, в которой он оставил жену с ребенком, находятся двое с оружием.
– Да свои мы! – натужно сказал кто-то в самое ухо, выламывая руки Корсаку. – Братва, нам тут Поддубного нечего смешить! – обратился он к этим «своим». – Нам валить пора, пока из-за этого идиота нас всех легавые не повязали!
Корсак перестал что-либо понимать. Кто свои, а кто чужие – все перепуталось в его голове, он схватил через голову одного из крикунов за губу и, недолго думая, рванул ее. Подъезд буквально затрясся от дикого крика.
– Губа! – орал через нос пострадавший. – Он, сука, губу мне порвал!..
Не особо целясь, Корсак выбросил через другое плечо руку с расставленными в стороны пальцами, но тот, чьи глаза неминуемо должны были вытечь, оказался более сообразительным. Откинувшись назад, он схватил зубами Корсаковы пальцы и сжал так, что у Славы потемнело в глазах.
– Шука такая! – пламенно заорал кусавший. – Оштановишь, падла! Мы от Швятого!..
Услышав имя, забыть которое теперь он был уже не в силах до конца жизни, Корсак расслабился и обмяк.
– Да ничего не случится с твоей бабой! – сплевывая кровь, прокричал тот, чей рот теперь был свободен. – Мы увезем ее в безопасное место! Поехали, дурень, пока я тебя здесь не прикончил! – Различая в темноте на лице Корсака вполне резонное недоверие, он проорал что есть мочи: – Все в порядке, гадом буду! Ее – в схрон, тебя – к Святому! Это его приказ, мать твою! Еще раз свои клешни разбросаешь, бля буду, пристрелю, и пусть он со мной что хочет, то делает!.. Да что за красноперые пошли, а?! – возмущался он, спускаясь по лестнице и толкая Корсака в спину. – Уму непостижимо! Друг друга убивают, а когда к кому-то из них на помощь идешь, тебе или кадык сломают, или пасть порвут, или зенки норовят выбить! Вот что вы за суки такие, скажи мне!
Корсак, которому это адресовалось, то и дело оглядывался туда, где должна была появиться Света с Ленькой. Оглядывался он и когда они вышли на улицу.
У подъезда стоял видавший виды черный «Мерседес», ветровое стекло его украшали два отверстия. На руле грудью лежал водитель и подавать признаки жизни категорически отказывался.
– Сюда, за угол! – скомандовал тот, кто сумел сберечь глаза. – Видишь, две машины? Одна для тебя, вторая для бабы и ребенка. И не зли ты меня, ради бога, парень…
Усевшись на заднее сиденье, Корсак снова посмотрел на окна своей комнаты. Там было темно.
«Могли бы убить меня, да не убили, – подумал Слава. – Так зачем же им Свету убивать с Ленькой? Глупо. Так же глупо, как приехать брать человека и выйти на площадку покурить, пока женщина одевается».
– Не-ет, – мотал головой старшой из невесть откуда появившейся «группы захвата». – Эта работа не для меня, увольте, пан Тадеуш… Вот прийти, прирезать четверых чекистов, пятого, гада, – он покосился на Корсака, – жену его и ребенка ихнего – это пожалуйста. Две минуты – и никаких недоразумений. А так что получается?.. Крол погиб смертью храбрых. У Самосада пасть как у клоуна из шапито… Съездили на боевое задание, называется, спасли беззащитного инвалида с жинкой и дитем…
– Куда мы едем? – не опускаясь до извинений, поинтересовался Корсак. – Только не надо со мной в шпионов играть. Мол, сейчас доедем до Мойки, там тебе глаза завяжем…
Услышав про глаза, старшой оглянулся, посмотрел на Славу и уже совершенно другим голосом спокойно сообщил:
– Нас послал Святой. Папа умирает. Попросил тебя привезти живого или мертвого. Лучше, сказал, живого. Корнеева, дескать, ко мне, а жену его и ребенка – в безопасное место. Ты бы хоть цинканул ему, что за тобой «энкавэде» толпой ходит…
– Откуда он знает о ребенке?
– Откуда он знает о ребенке! – передразнил его, кривляясь, бандит. – А откуда я знаю, где ты живешь? А откуда я знаю, что ваша Медуза Имануиловна мусор выносит ровно в шесть вечера каждый день? Ты думал – уехал, и с концами? Все, нет тебя, ты в домике? Вроде на фронте служил, герой страны, а ведешь себя как дитя малое, ей-богу… Ты еще спроси, откуда я про героя знаю!
«Глупо я спросил, глупо, – согласился Корсак про себя, отворачиваясь к окну, за которым мелькали смутные дома и деревья. – Если бы не Светка, вряд ли бы потерял голову».
Успокоившись, он стал ждать окончания этой бесконечно длинной ночи.
Где-то на полпути между Питером и Коломягами – а Корсак уже не сомневался в том, что везут его именно туда, – он вдруг подумал о том, что уже, наверное, рассказывает Мидия Эммануиловна прибывшим по вызову сотрудникам НКВД.
«Их было трое, – скажет она. – Главным у них – Слава Корнеев. Когда его увели, он со своими бандитами сначала перебил всех товарищей чекистов внизу, а после послал врагов народа за женой и ребенком. Куда они скрылись – понятия не имею. А таким хорошим человеком, знаете ли, мне казался. И замок починит, и чайник с плиты снимет, и свет в уборной никогда не забывал выключать…»
Он машинально дернулся всем телом к двери, но бандит, сидящий за рулем, вдруг резко перегнулся назад и жестко прижал к виску Корсака ствол.
– Еще раз дернешься, мозги вышибу! – пообещал он. – «Браунинг», четыре патрона в магазине. Калибр такой маленький, что рану ни один лепила[1] не прозондирует. Сгниешь изнутри! Всегда ношу в правом кармане, специально для профилактических мероприятий, – хохотнув, он убрал оружие, а Корсак решил более не дразнить судьбу.
Эта ночь, конечно, закончится. Часа два осталось, не более. Но страшная жизнь между адом и раем, начавшаяся для Корсака в тридцать седьмом году и не заканчивающаяся по сей день, обещала быть по-настоящему долгой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15