Он стыдился нас.– Может, отчасти. Английские аристократы редко женятся на своих любовницах.– Была еще какая-то причина?– Дорогая моя, ктому времени, когда герцогиня в конце концов умерла от чахотки, Клер было уже за тридцать. Лучшие свои годы, около десяти лет, твоя мать провела с Гравенелем, родив ему лишь одного ребенка.– Джулия, что ты говоришь?– Не хотелось бы тебя огорчать, – вздохнула та, – но Клер не могла доносить ребенка. Кроме вас, у нее было еще три беременности, однако дети вышли раньше срока. На некоторых женщинах лежит такое проклятие. Было просто чудом, что Джордж родился, не говоря уж о тебе.– Значит, ко времени моего появления на свет они с отцом уже разошлись?Джулия медленно пожала плечами.– Да, Клер не могла примириться, что он берет в жены молоденькую дебютантку. Многие богатые поклонники соперничали за ее расположение, а он постоянно развлекался с другими женщинами. Но тебе это известно.– Да, я слышала, как они ссорились, – ответила Сидони.– В конечном счете все распалось. У Клер появились молодые любовники. Это ее утешало, я думаю. Вскоре невеста Гравенеля оказалась в Италии, а герцог остался ни с чем. Без жены. Без наследника. Без любовницы. Джордж сбежал. Ты была совсем ребенком. Но жалости я к Гравенелю не чувствовала. Он пожал то, что посеял.Сидони погладила Томаса по спинке и глубоко вздохнула. Приятное возбуждение, которое она испытывала, обирая лорда Девеллина, быстро исчезло, вернув ее в настоящую – прежнюю – жизнь. Она страстно хотела оказаться на улицах, чтобы вновь погрузиться в донкихотские поиски жертвы для следующей мести. Но мести кому? За что?– Все так печально, Джулия, – сказала она. – Иногда я не понимаю, зачем я вернулась. Наверное, мне следовало остаться во Франции.– Мы все тоскуем по дому, Сидони, – улыбнулась Джулия и медленно встала с кресла.Сидони обратила внимание, что глаза Джулии начали выдавать ее возраст. Может, к лучшему, что Клер умерла молодой. Она была слишком тщеславна, чтобы терпеть унизительность старости.– Ты замечательно выглядишь в этом халате, дорогая, – сказала Джулия, положив ей руку на плечо. – У Клер, помню, были к нему домашние туфли. Давай в среду проверим ее сундуки, когда будем чистить мансарду? Вспомним хорошие времена.– Отличная мысль.Сидони попыталась изобразить энтузиазм, которого не чувствовала. Ей не хотелось думать о матери с отцом, даже о себе. Вместо этого она почему-то думала о маркизе Девеллине, вспоминала его холодный, немигающий взгляд и твердую форму его рта. Ширину его плеч и размер его… персоны. А еще улыбку. Кривую, почти незаметную улыбку, которая редко у него появлялась, придавая ему неуверенный мальчишеский вид. Хотя Сидони увидела его улыбку лишь мельком, она поразила ее своим несоответствием выражению его глаз и своей искренностью. Она хотела бы избавиться от мыслей о Девеллине как от наваждения.– Кстати, – рассеянно пробормотала Джулия. – Мисс Лесли прислала записку и отменяет музыкальное занятие. У нее болит горло.– Совсем некстати, – вздохнула Сидони. – Что-нибудь еще?– Да, еще это. – Порывшись в кармане, Джулия протянула ей вторую записку. – Принес уборщик со Стрэнда.Хотя на конверте не было ни имени, ни адреса, только черная восковая печать с изображением лежащего грифона, Сидони знала, от кого это.– Жан-Клод, – сказала она.– Я поняла, – тихо ответила Джулия. – Спокойной ночи, дорогая.Когда за нею закрылась дверь, Томас как по команде спрыгнул на пол, а Сидони, прочитав записку, бросила ее в огонь, чтобы сжечь улику. Потом она загасила свечи, придвинула кресло к окну и просидела там до рассвета, просто глядя через улицу на темный дом. Как ни странно, она думала о матери.За долгие и беспутные тридцать шесть лет его жизни на репутацию маркиза Девеллина легло множество пятен, и по крайней мере половина из них заслуженно. Пьяница, грубиян, повеса, гуляка, дрянь – это были самые распространенные из ругательств… остальные, по причине дикой головной боли, в данный момент выпали у него из памяти. Но сколько бы он ни пил, сколько бы ни играл, два обвинения были к маркизу неприложимы – его никогда не считали ни мошенником, ни трусом.В это утро, надев высокий цилиндр и прихватив трость с золотым набалдашником, Девеллин заставил себя выйти из дома и направился в сторону Пиккадилли. Так как избежать того; что ему предстояло сделать, маркиз все равно не мог, он решил покончить с этим немедленно.Утро было прохладным, но солнце светило ярко, даже слишком ярко, и головная боль у маркиза только усилилась. К счастью, прогулка была короткой. Однако первый взрыв аплодисментов грянул еще до того, как он успел подойти к своему клубу.Девеллин посмотрел вверх и увидел трех молодых щеголей, которые буквально свисали из оконной ниши, хлопая и гикая, словно пациенты дома умалишенных.Прикидывая, не вызвать ли кого-то из них и не пристрелить ли ради удовольствия, маркиз окинул троицу предостерегающим взглядом, от которого бросало в дрожь многих смелых мужчин. Гиканье прекратилось. Лица побледнели. Молодые люди отскочили в комнату, голоса стихли.Девеллин поднялся по короткому пролету лестницы, заставил себя толкнуть входную дверь, а потом сумел улыбнуться швейцару, торопливо принявшему его плащ. Лицо с Луги оставалось бесстрастным, и он почтительно поклонился, когда Девеллин проходил в гостиную.Рассказы о подвигах Черного Ангела уже несколько месяцев давали обществу пищу для сплетен. И, конечно, вряд ли стоило надеяться, что сэр Аласдэр Маклахлан будет держать язык за зубами. Тем не менее, Девеллин все же не ожидал, что соберется такая толпа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79