– Они всегда такие.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Их нанимает дядя Элиас, так что, по-твоему, я хочу сказать?
– Ах, значит, у нее есть еще обязанности, кроме ведения хозяйства?
– Ну, – неохотно признался Уолрейфен, – в давние времена так бывало, но мой дядя уже немолод. Однако я слышал, что он и миссис Монтфорд часто и ожесточенно ссорятся.
– Да? И от кого же ты слышал? – поинтересовался Макс.
– От Певзнера, дворецкого. Думаю, миссис Монтфорд во все сует свой нос. Но так как дядя Элиас никогда мне не жаловался, можно только предполагать, что между ними что-то есть. Мой дядя не склонен к филантропии.
Некоторое время они молча шли по Беркли-сквер, а потом Макс снова заговорил:
– Как сегодня твоя нога, Джайлз? Мне кажется, ты немного хромаешь.
– Ты не отвечаешь за мою ногу, – проворчал Уолрейфен; на сегодняшний день ему было довольно Макса и его рассуждений. – Пойдем и давай перестанем говорить об этой давней ерунде.
Макс посмотрел на него, словно не понимая, о какой такой ерунде говорит Уолрейфен. О ноге? Об отце? О Кардоу? Ах, вариантов так много – и ни одного приятного! Но, будучи хорошим другом, Макс ничего не стал говорить.
Глава 2,
в которой заключается очень нехорошая сделка
Уже давно западная башня замка Кардоу была запретным местом для прислуги. Эта сырая мрачная башня была завалена сломанной мебелью, и никто не осмеливался входить туда. Северная же башня, смотревшая через залив на Уэльс, – совсем другое дело. На ее верхнем этаже даже сохранилось весьма ценное имущество Кардоу, может быть, потому, что слуги и жители деревни издавна считали, что в замке обитают призраки.
В начале семнадцатого столетия жена третьего графа бросилась из окна пятого этажа и разбила себе голову – браки в Кардоу имели обыкновение заканчиваться трагически. С тех пор немало слуг, которые с вытаращенными глазами нетвердой походкой поднимались на холм после вечера, проведенного в «Королевской гавани», видели призрак леди Уолрейфен, прогуливающийся по парапету.
Осторожно открыв дверь, Обри высоко подняла фонарь и осветила им чердак. Свет отразился от огромной круглой каменной рамы и немного ярче от зеркального окна, вставленного в нее, но призраков Обри не увидела.
– О-о Боже! – прошептала Бетси, когда пламя неровно задрожало. – Думаете, здесь есть летучие мыши, миссис Монтфорд?
– Я бы не удивилась. – Прогнав от себя внезапно возникшее дурное предчувствие, Обри обошла кругом. – А кроме того, обычные мыши и пауки.
– О-о, но летучие мыши, мэм!.. – Голос у Бетси дрожал. – Говорят, летучие мыши высасывают из человека кровь, а мне хотелось бы сохранить свою.
– Летучие мыши не пьют кровь. – Обри старалась держаться храбрее, чем чувствовала себя, и уже начала жалеть, что они не остались внизу, где их кровь могла теплым потоком спокойно струиться по жилам. – Мне нужны эти портреты, если они здесь наверху, Бетси. Сколько их, вы сказали?
– Полагаю, полдюжины или больше, мэм, – ответила служанка, оттолкнув с дороги старую детскую коляску и напугав этим запищавшую в темноте мышь. – Но мы их не унесем, они все очень большие.
Веником, который Обри принесла с собой по винтовой лестнице башни, она смахнула завесу паутины, и словно по волшебству появился огромный портрет, по высоте больше ее роста.
– Святые небеса! – прошептала она. – Не хотите взглянуть?
– О, благодарю! – шепотом ответила Бетси. – Думаете, это та, что бросилась из окна?
Нет, это была не она. На этой леди было свободное платье, модное всего каких-нибудь сто лет назад.
– Скорее всего, это прабабушка майора. – Обри повесила фонарь на гвоздь, торчавший из каменной кладки. – Помогите мне отодвинуть его в сторону.
Они вдвоем с трудом отодвинули портрет, а за ним оказался другой, еще больше и величественнее. Но время его создания, к сожалению, трудно было определить, так как молодая леди, изображенная на нем, была в маскарадном костюме – в греческой тоге и с венком на голове.
– Вот ее я знаю, – уверенно сказала Бетси. – Это ее сиятельство, которая прыгнула с галереи и сломала себе шею. Портрет висел в холле, когда я нанялась сюда посудомойкой.
– Прыгнула? – ужаснулась Обри.
– Ну, – пожала плечами Бетси, – кто говорит, что прыгнула, а кто – что упала. Она была матерью нынешнего лорда, тогда он был еще подростком. С ним творилось что-то ужасное, и все эти разговоры о самоубийстве... А церковь подняла страшный шум, так что старому лорду пришлось успокоить ее, построив новый дом для приходского священника.
– Какой ужас!
– О, на этой семье лежит черная печать. Люди говорят, замок Кардоу проклят, и ни одна молодая жена никогда не будет здесь счастлива.
– Что ж, несчастная леди должна вернуться к своему прежнему сиянию в холле, – отрывисто сказала Обри. – Давайте отодвинем портрет, чтобы лакеи унесли его отсюда.
– А что, мэм, если его сиятельство не захочет, чтобы эти картины снова повесили? – Бетси с явной неохотой, ворча, потянула портрет. – Ведь кто-то же отнес их сюда, не так ли? Кроме того, эти голубые с золотом гобелены целый век провисели в большом зале.
– Разве кто-то сказал, что не хочет их видеть? – Обри с некоторым раздражением подняла брови.
– Мне кажется, я так слышала, мэм, но не могу вспомнить, кто это говорил, – пожала плечами Бетси, отряхивая руки от пыли.
– Хорошо, но эти гобелены обтрепались и запачкались, их нужно привести в порядок, – настаивала на своем Обри. – Не можем же мы смотреть на голые каменные стены.
Бетси это, по-видимому, не очень волновало, но внезапно, когда они отодвинули в сторону картину, ее лицо осветилось радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100