Я думаю, что она в конце концов приняла одно из них, а человек этот, который много лет назад воспользовался наивностью Эллиота, испугался теперь, что гнусная правда выйдет наружу.
— Мне тоже это пришло в голову, — с горечью добавил Линден. — И я надеялся заставить этого джентльмена обнаружить себя.
— Не удивительно ли, — задумчиво произнес Уинтроп, — что Хауэлл промолчал, когда Эллиот разорвал помолвку с мисс Форсайт? А впоследствии тактично избегал всех нас? Может быть, он хотел, чтобы гнев и подозрения Эллиота пали на Крэнема? Неприятности начались, когда Крэнем вернулся из Райпура. Знаете, Хауэлл раз десять отказывался встретиться с ним.
— Крэнем еще тот смутьян, уж будьте уверены, — сказал Линден. — Но хотя он и имел зуб на Эллиота, он клянется, что не сделал ему ничего, кроме как переманил Антуанетту, которая, как ему казалось, шантажирует Эллиота.
— И ты ему поверил? — удивился сэр Хью.
— Как ни странно, да, — заявил Линден. — Но только потому, что едва ли он смог бы нанести самому себе ножевые раны.
— Да, — произнес Уинтроп, потирая небритый подбородок. — Все было так, как предполагал Линден. Крэнем и Эллиот вместе представляли собой опасность достаточно грозную, чтобы толкнуть Хауэлла на убийство…
Неожиданно дверь распахнулась, и в вошедшем в комнату человеке Уилсон признал Поттера, хирурга, с которым ему уже приходилось встречаться в Страт-Хаусе по крайней мере дважды. Майор Уинтроп и лорд Линден моментально вскочили на ноги.
— Как его светлость?
Поттер поставил свой докторский чемоданчик на боковой столик и помассировал кончиками пальцем набухшие веки.
— Слаб, джентльмены, очень слаб. Такой потери крови я давненько не видывал.
— Он выживет? — спросил сэр Хью с непривычным для него беспокойством.
— Об этом еще рано говорить, милейший, — грубовато ответил хирург. — Но он силен и, несомненно, упрям. А главное, он ранен в бедро. Если бы в грудь или в живот, то это наверняка означало бы мучительную смерть. А сейчас я бы сказал, что все в руках Божьих. Если он переживет осложнения, то, вполне возможно, будет сползать с постели через неделю, — сказал хирург уклончиво, — но может случиться, что он не доживет и до наступления ночи.
— Кровотечение удалось остановить?
— Да, за это следует благодарить миледи и этого его чудаковатого камердинера. Они оба бодрствовали всю ночь. Этот человек разбирается в медицине не хуже многих эскулапов. А миледи — крепкий орешек: отдает приказания, меняет повязки. Она уже пытается поить его чаем. Прислуга под ее началом действует как хорошо отлаженный механизм. Никогда бы не подумал, что она на такое способна, когда вчера она чуть не упала в обморок. Но если можно усилием воли заставить человека жить, то милорд выживет.
Серенький свет позднего утра просочился сквозь шторы в спальню Эллиота, освещая его осунувшееся лицо. Успевшая отрасти за сутки щетина на подбородке еще более подчеркивала бледность обычно смуглой кожи. К счастью, жгуты и всякие хирургические инструменты уже убрали с прикроватного столика и слуги, приносившие и уносившие воду, простыни и перевязочные материалы, перестали сновать туда-сюда.
Эллиот был все еще жив. Он потерял много крови, и сердце его временами билось очень слабо, но он был жив. Эванджелина, устало вытерев лоб тыльной стороной ладони, тяжело опустилась в кресло рядом с кроватью.
— Уже почти полдень, леди Рэннок, — шепотом произнес Кембл, в десятый раз переставляя все, что лежало на столике у кровати. — Пока здесь больше нечего делать. Пойдите в свою комнату и попытайтесь отдохнуть.
Эванджелина поднялась с кресла, обошла кровать с другой стороны и поправила одеяло.
— Ты очень добр, Кембл, но я знаю, что не смогу заснуть. Я останусь здесь — по крайней мере до тех пор, пока он не очнется.
У Кембла, стоявшего по другую сторону кровати, жалобно дрогнули губы.
— Он очнется, Кембл, — уверенным, но тихим голосом сказала она.
— С ним все будет хорошо, миледи. Рэннок бывал и в худших переделках — и выживал. Но вы, миледи! Вам необходим отдых. Нам еще понадобятся силы, а вам особенно.
Оставив без внимания завуалированный вопрос, прозвучавший в последних словах слуги, Эванджелина молила Бога, чтобы его уверенность в живучести Эллиота оказалась оправданной.
Она не отходила от постели мужа с пяти часов утра, не считая четверти часа, проведенной с детьми, которым она должна была как-то объяснить происходящее в доме. Но как сказать им, особенно маленькой Зое, ужасную правду? Этого она не знала, потому ограничилась полуправдой и банальными фразами. Младшие дети поверили ей и успокоились. Один лишь Тео стоял в стороне, покусывая нижнюю губу. Он чувствовал, что чего-то недоговаривают.
Эванджелина нежно погладила руку мужа. Длинные, изящные пальцы Эллиота безжизненно лежали на шерстяном одеяле. Больно было видеть его красивые крупные руки такими вялыми и неподвижными.
Как будто в ответ на ее мысли, пальцы его чуть дрогнули и переместились по одеялу. Одновременно дрогнули ресницы. Надеясь, что это хороший симптом, Эванджелина прикоснулась к руке губами. Пальцы потеплели и были уже не такие холодные и обескровленные, как утром. Эванджелина осторожно потрогала лоб — жара не было. Она облегченно вздохнула. У Эллиота снова затрепетали ресницы. Он еле слышно застонал. Услышав этот звук, она чуть не закричала от радости.
— Эллиот? Ты очнулся?
Она почувствовала, как его рука слабо сжала ее большой палец.
— Эви? — пробормотал он. — Я ранен… в ногу? Кембл подошел к кровати с другой стороны и, наклонившись, внимательно вглядывался в лицо Эллиота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107