– Изабел тут ни при чем, – сказал он. – У нее свои доходы, она все покупает на свои деньги. Если я ей что-то и дарил, то по мелочи.
Бранка задохнулась от бесстыдной лжи мужа.
– Я требую раздела имущества, – произнесла она, – я не хочу, чтобы меня и моих детей обкрадывали!
– Что за глупости, Бранка! – Арналду не был готов к разделу. Свой заграничный счет он лелеял, как садовник лелеет любимую оранжерею. Это был его рай, Эдем, почва, питающая его фантазии, мечты и надежды. И вот в этот райский сад врывалась вихрем Бранка и начинала кромсать его и уродовать. Арналду мгновенно занял оборонительную позицию.
– Я не вижу необходимости дробить капитал, – сухо сказал он.
– А я вижу! – продолжала наступать Бранка. – Еще немного, и ты окончательно пустишь детей по миру. Я должна позаботиться об их интересах, и в первую очередь о Марселу, который не щадя себя трудится в интересах семейной фирмы!
– Ну тогда уж большую часть нужно выделить Милене, – включился в разговор о детях Арналду, – она девочка, ей нужно в жизни иметь подспорье, когда она выйдет замуж…
– За голодранца! – чуть ли не взвизгнула Бранка. – Единственный благородный человек с аристократическими манерами в этом семействе – Марселу! Он и заслуживает большей доли! Остальные просто ничтожества, которые пошли в тебя и унаследовали твой вкус к помоечным знакомствам – что Милена, что Леу!
– Говоря о помоечных знакомствах, ты имеешь в виду себя? – Арналду разозлился всерьез и не мог не наступить Бранке на больную мозоль. – А если ты считаешь, что Марселу пошел исключительно в тебя, то я не вижу, откуда ему набраться такого уж аристократизма!
– Он пошел в своего отца! – гордо заявила Бранка.
– То есть ты хочешь сказать, что он не мой сын? – уточнил Арналду.
Бранка уже поняла, что сморозила страшную глупость. Она и раньше, желая побольнее уязвить мужа, намекала на то, что только мать может знать, кто отец ее детей, но никогда еще не заявляла об этом с такой откровенностью. Она тут же замяла этот разговор, продолжая настаивать на разделе. Арналду тоже не стал заострять внимание на сомнительном аргументе. Для него возникла угроза потери всего накопленного, иными словами, его лишали тех ослепительных возможностей, которыми он привык себя тешить и которые испробовал в поездке с Изабел в Буэнос-Айрес. Бранка собиралась его лишить не денег, а могущества, покоя, защищенности. За это он готов был сражаться до последнего.
– Я не отказываюсь от раздела, – заявил он жене. – Мы посоветуемся, как это лучше сделать, с юристом. Мне не кажется, что имеет смысл выделять Марселу, всех своих детей я люблю одинаково.
После схватки противники искали передышки, стремясь обдумать дальнейшие военные действия. Им было нужно перемирие, и они пошли друг другу навстречу.
– Конечно, к вопросу раздела мы с тобой еще вернемся, – согласилась Бранка, – но вот пятьсот тысяч я хотела бы получить как можно скорее.
– Я сейчас же займусь этим, посмотрю, каковы наши возможности, и сообщу тебе, – пообещал Арналду.
Внутренне он уже смирился с тем, что отдаст эту сумму Бранке. Он хотел выиграть время, утихомирить жену и предпринять кое-какие финансовые операции.
Бранку устроил ответ мужа. Когда он давал положительный, но несколько уклончивый ответ, он обычно выполнял обещанное.
Война была объявлена, и Бранка надеялась на успех. Первая победа была одержана.
Арналду поехал в офис, чтобы немедленно посоветоваться с Сейшасом, своим юристом и управляющим. Он не сомневался, что вместе они найдут приемлемый вариант, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Волком Арналду считал Бранку. Ему вдруг показались до боли обидными намеки Бранки на то, что дети могут быть не его. Впервые он задумался всерьез, а что если так оно и есть на самом деле? Им обоим приходилось время от времени закрывать глаза на взаимную неверность. Он считал это тем неизбежным компромиссом, без которого не живет ни одна семья, а они прожили бок о бок без малого двадцать пять лет. Но дети… Он всегда любил их, и когда думал о доме и семье, то в первую очередь вспоминал о них, к ним стремился, ради них работал… Иногда ради них терпел Бранку. Чаще был благодарен ей за них. Но если они были чужими детьми, или хотя бы один из них, тот же самый Марселу, которым он так гордился как своим первенцем – красавцем, умницей, своей правой рукой, то какой обидной и горькой становилась вся его жизнь. Выходило, что всю жизнь его эксплуатировала хищница, которую он вытащил из грязи.
В горькие минуты он вспоминал, что Бранка ему неровня, что он дал ей в жизни все – дом, деньги, положение в обществе…
Зато в хорошие минуты с благодарностью думал, что с помощью Бранки он не только удержал, но и преумножил, упрочил и дом, и капитал, и связи в обществе… Но сейчас обида чернила перед ним белый свет, и он знал одно: Бранка ему обязана всем и платит за добро черной неблагодарностью.
Пока он доехал до своего офиса, в голове у него сложился вполне приемлемый план, с помощью которого он мог разрешить возникшую проблему.
Никаких обязательств перед женой и чужими детьми он не чувствовал. Вернее, нет, чувствовал перед Миленой. Арналду любил свою дочь, и она его любила, в ней он не сомневался.
Сейшас ему подскажет, как толково и правильно оформить задуманное с тем, чтобы потом комар носу не подточил.
Арналду вошел в офис, там было пусто и прохладно. После того как ушел Атилиу, Арналду особенно остро чувствовал эту пустоту. На кого намекала Бранка, говоря о благородстве отца Марселу? Неужели на Атилиу? А что, вполне может быть. Она же всю жизнь его любила и не скрывала своей любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90