– Искренне вам желаю.
Она взяла фигурку и демонстративно откусила голову, вызвав смех Кэма.
Глядя на него, Амелия подумала о том, что должны же у него быть хоть какие-нибудь недостатки в лице или фигуре. Но кожа была гладкой, как темный мед, а черты лица – идеальными.
Проглотив пряник, она промямлила:
– Я не верю в удачу.
– И в мужей, очевидно, тоже.
– Для себя – нет. А для других…
– Все равно. Вы, во всяком случае, выйдете замуж.
– Почему вы так уверены? – возмутилась Амелия. Прежде чем ответить, Кэм бросил взгляд на улыбающихся сестер Хатауэй. Меррипен, напротив, был мрачен.
– Могу я украсть вашу сестру? – спросил он. – Мне надо поговорить с ней на тему пасеки.
– Что это значит? – спросила Беатрикс, отбирая у Амелии обезглавленного «мужа».
– Полагаю, мистер Роан имеет в виду нашу комнату с пчелами, – ответила Уин, подталкивая сестер к палаткам. – Пойдемте поищем, где продаются шелковые нитки для вышивания.
– Далеко не уходите, – предупредила их Амелия, удивленная тем, что ее семья покинула ее с такой скоростью. – Беа, не покупай ничего, не поторговавшись. А ты, Уин… – Но ее уже никто не слушал. Только Меррипен обернулся и сердито на нее посмотрел.
Недовольство Меррипена явно понравилось Роану. Он предложил Амелии руку:
– Давайте пройдемся.
Она хотела возразить против подобной команды, но подумала, что, возможно, теперь долго его не увидит или вообще – никогда. Да и противиться привлекательному блеску карих глаз Амелия была не в состоянии.
– Почему вы сказали, что я выйду замуж? – От ее внимания не ускользнуло, что многие оборачивались на них, особенно на цыгана, одетого как джентльмен.
– Это написано на вашей руке.
– Гадание по руке – обман. К тому же мужчины не читают по руке. Только женщины.
– Если мы этого не делаем, – весело отозвался он, – не значит, что не умеем. Невозможно не увидеть вашу линию замужества. Она такая четкая.
– Линия замужества? А где она? – Амелия стала рассматривать свою ладонь.
Роан увлек ее в тень большого бука на краю лужайки. Люди все еще гуляли, хотя солнце уже начало заходить за горизонт. В преддверии вечера стали зажигать лампы и факелы.
– Вот она, – сказал он, взяв ее руку и перевернув ладонью вверх.
Амелия страшно смутилась. Ей следовало бы быть в перчатках, но на ее лучшей паре оказалось пятно, на другой – дырка в пальце, а новую пару она не успела купить. Еще хуже было то, что на большом пальце был порез от железного ведра, а ногти были подстрижены коротко, как у ребенка, потому что она их сломала. На секунду она пожалела, что у нее не такие руки, как у Уин, – элегантные, бледные, с длинными пальцами.
Она хотела отдернуть руку, но Роан удержал ее.
– Погодите.
У нее не оставалось выбора. Ее пальцы уже лежали в его теплой руке. Краска залила ей лицо, когда она почувствовала, как он провел большим пальцем по ее ладони, а потом по пальцам, пока они не расслабились.
Его тихий голос словно проник в какой-то тайный центр удовольствия где-то у основания ее черепа.
– Вот. – Он провел кончиком пальца по горизонтальной линии у основания мизинца. – У вас будет всего один брак. Он будет долгим. А эти линии… – Он провел по трем коротким вертикальным линиям, пересекающим линию замужества. – Они означают, что у вас будет по крайней мере трое детей. – Он задумался. – Да, две девочки и мальчик. Элизабет, Джейн и… Игнатиус.
Она не удержалась от улыбки:
– Игнатиус?
– В честь его отца, – серьезно ответил он. – Выдающегося пчеловода.
Роан явно ее поддразнивал. Она поджала губы, взяла его руку и повернула ладонью вверх.
– Дайте мне тоже посмотреть на ваши линии.
Роан держал руку расслабленно, но она чувствовала ее силу, ощущая мускулы под смуглой кожей. Пальцы были ухожены, ногти безупречно чистые и коротко подстриженные. Цыгане в этом смысле были привередливы, для них чистота была почти священным ритуалом. Семья Хатауэй уже давно удивлялась взглядам Меррипена на то, что значит настоящая чистота. Он предпочитал принимать душ, а не ванну.
– У вас даже более глубокая линия брака, чем у меня, – сказала Амелия.
Он кивнул, не спуская с нее глаз.
– И у вас тоже будет трое детей… или четверо? – Она дотронулась до еле видимой линии сбоку ладони.
– Только трое. А линия сбоку означает, что у меня будет очень короткая помолвка.
– Вас, наверное, погонят к алтарю под дулом пистолета какого-нибудь разгневанного папаши.
Кэм Роан усмехнулся:
– Только если я похищу невесту из ее спальни.
Амелия внимательно на него посмотрела:
– Мне трудно представить вас мужем. Вы кажетесь одиночкой.
– Вот уж нет. Я никогда не отпущу от себя свою жену. Мы будем кочевать с vardo по всему свету. Я надену ей на пальцы рук и ног золотые кольца, а на щиколотки – браслеты. Вечером я буду мыть ей голову и расчесывать волосы у костра, пока они не высохнут. А каждое утро я буду будить ее поцелуем.
Амелия отвернулась от него, чтобы скрыть свое смущение, а потом и вовсе отошла, чтобы нарушить интимность момента.
Они пересекли лужайку.
– Мистер Роан, почему вы ушли из своего табора?
– Я и сам не знаю.
Амелия удивленно взглянула на него, и Кэм продолжил:
– Мне было десять лет. Сколько я себя помню, я всегда путешествовал в кибитке дедушки. Своих родителей я не знал – моя мать умерла при родах, а отец был ирландским gadjo. Его семья не признавала брака и убедила оставить мою мать. Думаю, он даже не знал, что у нее будет ребенок.
– И никто ему об этом не сказал?
– Не знаю. Может быть, они решили, что это ничего не изменит. Дедушка рассказывал, что мой отец был молодым человеком и незрелым, даже для gadjo.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83