Прикосновения вызвали у него такое наслаждение, что из его груди невольно вырвался тихий стон. Он сел, снял с себя рубашку и отшвырнул ее в сторону.
Амелия порывисто обняла его, и ее длинные волосы покрыли его грудь и плечи, словно шелковое покрывало. Он замер, завороженный, а она стала покрывать легкими частыми поцелуями его грудь, плечи, шею…
– Амелия… – Он обнял ее голову и прошептал: – Monisha. Я не сделаю ничего такого, чего ты не захочешь. Я только хочу доставить тебе удовольствие.
Лицо Амелии блестело в свете костра, губы стали цвета спелых ягод.
– Что означает это слово?
– Monisha? Это ласкательное слово. Цыган называет так женщину, с которой он близок.
Кэм опустил ее на одеяла и стал нашептывать ей на своем языке ласковые слова, рассказывая, что он хочет так ее заполнить, чтобы они стали corthu, одним целым Кэм и сам почти не понимал, что говорит, потому что был опьянен запахом и жаром, исходившим от тела любимой.
Он распахнул халат и ночную рубашку, обнажив Амелию до талии. Она была так великолепно сложена, с такой крепкой роскошной грудью! Кэм взял в рот один сосок и слегка потянул его губами.
– Кэм…
Амелия извивалась под ним, решительно его отталкивая. Но Кэм, тяжело дыша, схватил ее руки и прижал их к телу, а потом задрал подол ночной рубашки и припал губами к влажной плоти.
– Кэм… Погоди…
Чувствуя, что теряет над собой контроль, он прижался к ней щекой и сказал со всей нежностью, на которую был способен:
– Я не сделаю тебе больно. Я только хочу целовать тебя.
– Но не там, – жалобно простонала она. Он не смог подавить улыбки.
– Особенно там. – Кэм провел пальцем по ее бедру и остановился в мягких завитках. – Я хочу изучить каждую частичку твоего тела, monisha. Лежи спокойно… Вот так… да, любовь моя, да…
Он опустился ниже, дрожа от возбуждения, провел губами по сомкнутым лепесткам, а потом, раздвинув их языком, нырнул внутрь…
Амелия лишь молча вздрагивала, крепко обхватив его ногами. Она беспомощно следовала за движениями его языка и ощущала его дыхание на своей влажной плоти.
Но она совершенно потеряла представление о том, что происходит, когда он просунул внутрь палец. Сладкая мука стала почти невыносимой, а Кэм терпеливо ждал, пока тихие стоны не превратились во всхлипывания.
Через какое-то время – минуту, час? – он подтянулся вверх и прижал Амелию к себе, а она начала судорожно расстегивать ему брюки. Повинуясь инстинкту, Амелия обвила ладонью его пульсирующую плоть, а потом стала гладить ее, пока Кэм рывком не отстранился от нее.
Лицо Амелии пылало, глаза были полуприкрыты.
– Если ты меня хочешь, – прошептал он, – скажи это на моем языке.
Амелия повернула голову и поцеловала его в плечо.
– Что я должна сказать?
Кэм пробормотал несколько слов и терпеливо ждал, пока Амелия их повторит, подсказывая, когда она запиналась. Все это время он опускался все ниже и все крепче прижимал ее к себе, а как только она произнесла последнее слово, толчком вошел в нее.
Амелия вздрогнула и вскрикнула от боли. Ее девственная плоть сомкнулась вокруг непрошеного вторжения, бедра приподнялись, словно она хотела сбросить его с себя. Но каждое ее движение приводило лишь к тому, что он погружался в нее все глубже. Пытаясь успокоить ее и ослабить боль, он гладил и целовал ее грудь. Постепенно она расслабилась и начала тихо стонать.
А Кэм уже не мог остановиться. Он забыл обо всем, кроме нестерпимого желания проникнуть глубоко в ее естество, чувствовать ее гладкие ноги и теплое дыхание у своих губ. И все время он повторял одно и то же слово. Mandis… mandis…
«Моя».
Почувствовав неминуемое приближение освобождения, Кэм мгновенно прекратил их близость и, уткнувшись своей горячей плотью ей в живот, со стоном зарылся разгоряченным лицом ей в волосы.
Ни одно чувство, которое он испытывал прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что он ощущал сейчас.
Наслаждение не оставляло его и тогда, когда прекратилось учащенное сердцебиение и он обрел способность думать. Ему стоило большого труда заставить себя лечь рядом с Амелией, потому что ему больше всего на свете хотелось чувствовать под собой ее тело.
Он вытер носовым платком живот Амелии, помог надеть халат, а потом занялся костром. Когда он вернулся к ней под одеяло, Амелия крепко спала. Он подтянул повыше одеяло, чтобы прикрыть ее плечи.
Все изменилось, подумал он. И возврата нет.
Глава 16
Рассвет.
Идеальное слово для обозначения утра, проникшего в ее спальню отдельными лучами: один лег поперек ее кровати, другой – на пол между окном и небольшим камином.
С минуту Амелия лежала в полном оцепенении. В камине горели дрова. Она, верно, крепко уснула и не слышала, как служанка разожгла огонь.
Пожар… Рамзи-Хаус… Память вернулась к Амелии с неприятным глухим звуком, и она закрыла глаза. Но тут же их открыла, представив темноту, и голубоватый лунный свет, и горячую мужскую плоть. По телу пробежали мурашки.
Что она сделала? Это был не сон?
Амелия лежала в своей постели, и у нее осталось лишь смутное воспоминание о возвращении домой верхом на лошади темной ночью. Кэм принес ее в спальню, подоткнул со всех сторон одеяло, словно она была ребенком. Потом прошептал: «Закрой глаза». И она заснула. И спала долго. Судя по часам на камине, был уже почти полдень.
Ее охватила паника, очень хотелось убедить себя, что все было сном, но ее тело все еще носило отпечатки его губ, языка, рук.
Дотронувшись до своих губ, Амелия почувствовала, что они припухли от поцелуев. Каждый дюйм ее тела все еще сохранял восхитительную сладость наслаждения.
Приличная женщина, конечно, постыдилась бы своих поступков в эту ночь, но Амелия не чувствовала стыда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83