Он холодно улыбнулся, сложил руки на груди и откинулся на спинку диванчика.
– Мы пробыли в компании друг друга меньше одного дня. Даже и не думай, что уже знаешь меня, женушка.
Когда она не ответила на его насмешку-вызов, он решил поддразнить ее еще больше:
– Сомневаюсь, что ты вообще пробудешь со мной достаточно долго, чтобы узнать меня. Подожди, пока не увидишь, в каких ужасных условиях тебе придется жить на острове. Ты будешь готова немедленно бежать, лишь бы вернуться к своему богатому папочке и роскоши, к которой ты, без сомнения, привыкла.
Она перехватила его взгляд и постаралась не менее холодно улыбнуться в ответ, хотя он этого и не заметил.
– Даже и не думай, что уже знаешь меня, муженек.
Они поднялись на борт парохода в числе последних. Как только они ступили на деревянные сходни, ведущие на верхнюю палубу «Аделаиды», в памяти Селин всплыли давно позабытые картины и звуки. Все вокруг напоминало ей о шуме, который, насколько она помнила, беспрестанно будет царить на борту корабля. Матросы кричали что-то друг другу с разных концов палубы и даже с верхушек мачт. Деревянное судно скрипело и стонало, казалось, что каждая балка, каждый шов жаловались на свою тяжкую жизнь. Селин знала, что шум станет еще нестерпимее, как только к нему присоединится грохот волн в открытом море.
Домашний скот, которому со временем предстояло превратиться в различные блюда для путешественников, сейчас был собран в специальных клетках на палубе. Кудахтали куры, хрюкали свиньи, блеяли овцы. По крайней мере, их-то судьба была предопределена. Пассажиров же ожидали бесконечные дни скуки и безделья, тесные каюты, незнакомые соседи и постоянное присутствие опасности кораблекрушения, болезни или пожара на судне.
– Ты в порядке? – Кордеро остановился рядом с Селин, всматриваясь в ее лицо с некоторым недовольством и одновременно беспокойством.
Ну как она может быть «в порядке», если в голове у нее вдруг закружился целый сонм мрачных воспоминаний, полных крови и смертей? В первый и последний до настоящего времени раз, когда ей довелось путешествовать морем, ее мать, стремившаяся увезти дочь в лучшие края, подцепила желтую лихорадку и умерла. Если бы Перса не согласилась тогда удочерить ее, Селин закончила бы свое путешествие в сиротском приюте Нового Орлеана.
Сейчас она могла думать только об одном: окоченевший труп матери, завернутый в саван, соскальзывает с доски в холодные воды Атлантики. Это, да еще мертвая Перса, лежащая прямо на полу. И Жан Перо в луже крови. Нет, она вовсе не в порядке. Решительно не в порядке!
Селин очень хотелось сказать ему, что, может быть, она никогда больше не будет «в порядке». Вместо этого она только покачала головой и повернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на город.
Новый Орлеан раскинулся на берегу реки, прижавшись к ней, словно любовник. Просторная Оружейная площадь, где прогуливаются парочки и веселятся по выходным семейные горожане и где вешают осужденных. Рынок, где продавец по имени Марсель раскладывал на лотке свои овощи. Лабиринт улочек и аллей, который ей так хорошо знаком. Дворы, фонтаны, громыхание телег и карет вперемешку с криками возниц. В жилах этого города текла та же кровь, что наполняла и ее вены уже столько лет, что от этого невозможно было просто так отказаться!
Высокие корабельные мачты, заполнившие всю территорию порта, напоминали лес, состоящий из деревьев, сбросивших листву. Упаковочные клети и бочки, сундуки и повозки – всему этому необходимо было найти место в доках. Потные мускулистые силачи с кожей цвета самого темного черного дерева катили огромные бочки и тяжелые кипы хлопка, тащили другие грузы по деревянной пристани. Полные, хорошо одетые купцы торговались с капитанами судов по поводу цен на перевозку их товаров. Смуглая женщина с огненно-рыжим шиньоном, намотанным поверх ее собственных волос, пробиралась сквозь толпу, удерживая на голове огромную плетеную корзину-поднос.
Селин не могла себе представить, что сможет полюбить какое-нибудь место на земле так, как она любила Новый Орлеан. Она готова была оставить Кордеро Моро в одиночестве, отказаться от поездки и бегом броситься назад, в маленький домик на улице Сент-Энн. Ей так хотелось узнать, позаботился ли кто-нибудь о теле Персы! Мысль о том, что ее любимая опекунша лежит сейчас закоченевшая и никому не нужная после смерти была совершенно невыносима. Селин хотелось кричать от боли, но приходилось молча выносить эту пытку. Ведь она пыталась ускользнуть из города, словно крыса, которая прячется на борту корабля среди тюков и прочих грузов.
Корд коснулся ее руки в тот момент, когда она была совершенно беззащитна и очень уязвима. Ее мысли настолько заполнились горькими картинами и печальными звуками прошлого, что она не удержала своего «защитного покрова». Их руки соприкоснулись, кожа к коже, и Селин почувствовала, как на нее наваливается дурнота. Голова закружилась, ладони покрылись липким потом, в глазах сначала потемнело, а потом внезапно образы из прошлого, словно увиденные глазами Кордеро, замелькали в ее сознании.
Новый Орлеан много лет тому назад. На улицах гораздо меньше народа, чем сейчас. Но на причале бурлит жизнь. Толпа вокруг него то уменьшается, то увеличивается вновь. Рядом стоят Фостер и Эдвард. Они чего-то ждут. Появляется Генри Моро. Он и сопровождающие его четыре черных как ночь негра направляются прямо к Корду. Лицо деда сурово и неподвижно. В его глазах светится непреклонная решимость.
Ужас зарождается в самой глубине сердца Корда. Тревога. Одиночество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114