Прежде чем она успела возразить, что сама в состоянии слезть с лошади, он обхватил ее за талию, снял с лошади и поставил на землю. Колени у нее подогнулись, и она едва не упала.
Бак поймал ее за талию и поддержал, пока она не восстановила равновесие. Анника сделала слабую попытку сбросить его руки.
– Отпустите меня, – потребовала она.
– Ты не упадешь?
– Нет.
– Ты уверена?
– Отпустите меня или я закричу.
Он склонил голову набок.
– Зачем?
– Позову на помощь, вот зачем. Или здесь все такие же сумасшедшие, как вы?
В нем мгновенно произошла перемена. Лицо стало пунцовым, потом побелело. Он уставился на Аннику, и этот взгляд был таким же грозным, как покрытые снегом горные вершины, окружавшие долину. На секунду ей показалось, что он ударит ее, но он отвернулся и направился к хижине, даже не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли она за ним.
После всего того, через что он заставил ее пройти за последние полтора дня, Анника считала, что ее уже ничем не удивишь. Она была убеждена, что, когда дверь хижины откроется, перед ее глазами предстанет какая-нибудь адская картина.
Ступая по нетронутому снегу, чувствуя, как белые хлопья ложатся на ее некогда блестящие туфли и тают на щиколотках, Анника снова подумала об Эсмеральде. Она вот-вот войдет в колокольню. Воображение ее разыгралось не на шутку, и впервые за всю свою жизнь она пожалела, что была таким неутомимым читателем.
Бак Скотт скрылся внутри с ее саквояжем и ящиком для письменных принадлежностей. Дверь была распахнута. Аннике был виден лишь край грубого стола. Пол казался слоем утрамбованной грязи. Она услышала негромкие голоса, доносившиеся изнутри, и не знала, радоваться ей или печалиться тому, что здесь есть еще люди кроме нее и Бака Скотта.
Испуганная, но в то же время полная любопытства Анника поправила пестрое одеяло, в которое завернулась. Оно намокло от падающего снега и лежало у нее на плечах тяжелым грузом, словно ее судьба. Анника сбросила его с головы и расправила на плечах. Ее чудесная атласная накидка была безнадежно испорчена. Вся в пятнах от воды, она потеряла форму и сморщилась как вареный лист шпината. Стараясь не слишком расстраиваться из-за этого, Анника заставила себя двигаться вперед. Она еле переставляла ноги, но не от усталости, а от страха. Дойдя до двери, она не сразу вошла внутрь, а какое-то время стояла, глядя в изумлении на то, что предстало ее глазам, как глядят на картину в музее. Она успела миллион раз представить, что может происходить в бревенчатой хижине, но действительность не шла ни в какое сравнение с тем, что рисовало ей воображение.
Бак разговаривал с бородатым стариком, сидевшим на стуле с прямой спинкой. Мужчины не заметили ее, занятые взаимными приветствиями.
Лицо старика сплошь заросло щетиной. Похоже, он не брился несколько дней, а может, и несколько лет. Длинная седая борода спускалась до середины груди, кончаясь как раз над выдающимся вперед животом. Щеки у него были красными, но Анника, конечно, не могла определить, по какой причине: то ли от жары, то ли от холода, а может, и от слишком обильных возлияний.
Одежда старика, сшитая вручную из оленьих шкур и шерсти, мало чем отличалась от одежды Бака. На ногах вместо мокасин были поношенные коричневые сапоги.
– Ну, как дела, Тед? – спросил Бак.
– Не знаю, как ты со всем справляешься, – старик вздохнул. – Не удивительно, что тебе понадобилась жена. Я бы ни за что не выдержал, если бы это продолжалось изо дня в день. После твоего отъезда я ни разу не поспал как следует.
– Когда я уезжал, все было спокойно, – заметил Бак.
– Так было недолго, – фыркнул Тед.
Анника проследила направление их взгляда и чуть не вскрикнула, увидев предмет их обсуждения.
Маленькая девочка, не старше трех с половиной лет, одетая в какое-то подобие платья, сшитое из мешковины, сидела привязанная к стулу и, не обращая на мужчин никакого внимания, с удовольствием давила на столе вареные бобы. Ее лицо и светлые, как решила Анника, волосы были вымазаны бобовой смесью. Бобы были повсюду – на ребенке, на столе, на стуле, на грязном полу. Не обращая внимания на взрослых, ребенок счастливо играл, время от времени запихивая горсть бобов в рот.
Ничего более отталкивающего Аннике видеть не доводилось.
Прежде чем она успела что-то сказать, Бак поднял глаза и увидел ее в дверях.
– Входи и закрой дверь. Ты выпускаешь тепло.
При звуке его голоса Анника вздрогнула. В тот же момент ребенок оторвал взгляд от стоявшей перед ним эмалированной миски и сбросил ее на пол.
– Бум, бум, – закричала малышка и замахала руками, стараясь привлечь внимание Бака.
Анника повернулась посмотреть, что будет делать Бак, и обнаружила, что он пристально смотрит на нее.
– Мама, мама! – закричала вдруг маленькая девочка, обратив на Аннику большие голубые глаза.
Анника оглядела комнату, ожидая, что сейчас откуда-то материализуется мать девочки, но этого не произошло. Тогда она заметила, что девочка продолжает смотреть на нее. Глаза у девочки были точь-в-точь такие, как у Бака Скотта.
– Почему она называет меня мамой? – прошептала Анника.
– Почему? – обратился Бак к Старому Теду.
Тед равнодушно пожал плечами.
– Ребенок не давал мне покоя, когда, проснувшись, обнаружил, что тебя нет. Я должен был объяснить, куда ты уехал, и я сказал ей, что ты поехал, чтобы привезти ей маму.
– О Боже, – прошептала Анника. – Так вот почему вы сделали предложение Алисе Соумс. Чтобы она растила вашего ребенка. И когда же вы собирались сообщить мне… ей… об этом?
– Это не мой ребенок, – ответил Бак.
– Разве это не Алиса Соумс? – спросил Тед, махнув рукой в сторону Анники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130