И прежде чем Джемма успела сказать, что эти слова надрывают ей душу, он продолжал:
– Я думал, что любил Амелию, но к тому времени, как она исчезла, я был счастлив, что она сбежала. Я не знал, как покончить с этим, а она избавила меня от затруднений.
– Вы хотите сказать, что я совсем вам безразлична? – Джемма уже не боялась унижения, не владела собой. Она летела в пропасть и пыталась за что-нибудь ухватиться, чтобы спасти свою жизнь. – Я совсем другое вижу в ваших глазах, когда вы смотрите на меня, Хантер. Что-то, чего вы не желаете признавать.
– Вы мне далеко не безразличны, – тихо согласился он. – Вот почему мне необходимо уехать. Я не могу воспользоваться вашей любовью, что наверняка случится, если я останусь. Я не хочу проснуться однажды утром с чувством, что совершил ошибку, и до конца жизни жалеть, что не последовал за своей мечтой.
Да, с мечтами она была хорошо знакома.
Хантер прав – он должен идти. Джемма понимала это, но все равно страдала от безысходности. Ее гнев и отчаяние отступили, сменившись тупой болью, сжимавшей сердце.
– Ну что ж, тогда идите, – прошептала она и отвернулась, устремив взгляд на Миссисипи, в гневе на него, на себя, на судьбу. – Следуйте за своей мечтой, Хантер Бун.
– Джемма…
Он положил ей руку на плечо, но она стряхнула ее.
– Не прикасайтесь ко мне, пожалуйста…
– Давайте вернемся в дом.
Джемма отрицательно покачала головой:
– Я не хочу быть там, когда вы им сообщите. Я… я лучше одна пойду домой к Нетти.
– Вы можете оставаться здесь, в Санди-Шолз, сколько вам захочется, Джемма.
– Я знаю.
– Может быть, если…
– Даже не произносите этого, Хантер. – Она подняла вверх руку, как бы удерживая, предостерегая. – Не нужно подавать мне надежду, когда ясно, что надеяться не на что.
– Вы не хотите хотя бы обернуться и попрощаться со мной?
Джемма повернулась, и Хантер успел заметить слезы на ее глазах, прежде чем она смахнула их рукой. Руки ее окоченели, сердце в груди превратилось в ледяной ком. Джемма с безысходностью осознала, что самая ее заветная мечта, ее любовь, весь смысл ее жизни безвозвратно ускользают от нее.
– Скажите, что не хотите меня! – воскликнула она.
– Вы знаете, что хочу. Позвольте мне уйти, Джемма.
– Поцелуйте меня на прощание, Хантер. Поцелуйте в последний раз, чтобы вам было о чем вспоминать вдали отсюда, в ваших проклятых дебрях.
На мгновение Джемма решила, что он непременно откажет ей. Она видела, как он борется со своими чувствами, видела желание, горевшее в его глазах, – желание такое же властное и неудержимое, как и ее собственное.
Внезапно, словно опасаясь, что может передумать, Хантер бросился к ней и, скользнув руками ей под плащ, обнял и крепко прижал к себе. Джемма обхватила ладонями его лицо и припала к его губам. Отбросив всякую сдержанность, она приникла к нему всем телом.
Он властно завладел ее ртом. Она страстно ответила ему. Этот поцелуй нельзя было назвать нежным. Это был настоящий взрыв чувств. Их языки переплелись, кружась, изучая, упиваясь. Джемма старалась все запечатлеть в памяти.
Хантер попытался отстраниться.
Он дышал так же хрипло и прерывисто, как и она сама. Подняв руки, он сжал ее запястья и отцепил ее руки от своей шеи. Возвышаясь над ней в темноте, удерживая в руках ее запястья, он посмотрел ей прямо в глаза. В темноте его собственные глаза казались совсем черными, в них отражались обуревавшие его противоречивые чувства.
– Я должен это сделать, Джемма!
– Я знаю, – прошептала она.
Джемма подумала, что он собирается отпустить ее, и закрыла глаза, чтобы не видеть, как он уйдет. Но он, оставаясь на расстоянии примерно фута от нее, наклонился и еще раз коснулся губами ее губ. Поцелуй был легким, как дуновение ветерка, и длился всего мгновение. Затем все кончилось.
Джемма плотнее запахнула плащ, все еще помня теплоту его объятий, и ушла, оставив его одиноко стоять над рекой.
Впервые в жизни Хантер почувствовал себя по-настоящему одиноким. И впервые одиночество не принесло ему удовлетворения и покоя. Когда он смотрел, как Джемма уходит, направляясь к домику Нетти, постепенно растворяясь в ночной темноте, какая-то часть его рвалась ее окликнуть, умолять простить его и забыть все, что он только что сказал. Но это означало бы лишь продлить агонию.
Хантер сделал глубокий вдох и ждал, пока холодный воздух остудит его кровь. Ему следовало бы знать, что не стоило целовать ее вновь, но жестокая правда состояла в том, что он уже достиг точки, когда не мог больше отказывать ей и себе. Наблюдая за Джеммой во время праздника, он понял, что если останется еще хотя бы на один день, если проведет еще один лишний час с Джеммой, то утратит всякую осторожность и уложит ее в постель. Тогда уже не будет путей к отступлению. Он больше не найдет в себе сил покинуть ее.
Ему следовало бы спросить у нее имя святого, который поможет ему пережить следующий час. Ему чертовски хотелось уехать немедленно, не прощаясь. Но нужно было сначала собрать снаряжение и припасы. К тому же у него была родня. Они любили его. А это превыше всего!
Он обязательно должен вернуться назад в украшенный к Рождеству зал фактории и сообщить всем, что с первыми лучами рассвета уезжает. Он должен со всеми попрощаться, поцеловать Ханну и малышей, вытерпеть безутешные слезы Нетти и глубокую печаль в глазах Люси. Он должен проститься со всеми, отчетливо понимая, что скорее всего видится с ними в последний раз.
Глава 17
Верховья Миссури, март 1817 года
Мечта может обернуться холодной безлюдной пустыней, подобной снегу, отблескивающему бело-голубым под лучами весеннего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95