– Но в этот раз мне было очень страшно.
– Это понятно. Брат хотел заставить вас?..
– Нет. Он назвал меня младенцем и сказал, что все сделает сам. Я как сейчас вижу – вот он выходит на дорогу, размахивая пистолетом, и кричит: «Кошелек или жизнь!» Кучер натягивает вожжи. Фыркают лошади. В карете раздается крик женщины. Затем кучер поднимает свой пистолет.
Кэтрин охватил страх. Она вспомнила о другой карете, выскочившей из темноты, ржание лошади и удар копыт.
– Но ведь было видно, что Колин совсем ребенок.
– Он был высоким для своего возраста, почти как взрослый мужчина. Он прикрыл платком нижнюю часть лица. И изменил голос. – Берк глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. – Кучер испугался и выстрелил. Пуля попала Колину в грудь. Была кровь… так много крови.
Кэтрин сжалась, чувствуя всю глубину страданий Берка. Прохладный ветерок обвевал ее горящие щеки. Словно шепча слова сочувствия, шелестели листья. Все, что приходило ей в голову, было лишь банальными фразами, бессильными утешить маленького мальчика, чей ужас все еще жил в душе взрослого мужчины.
– О, Берк! Как вы, должно быть, были перепуганы.
Он пожал плечами:
– По злой иронии судьбы наши пистолеты даже не были заряжены. Мы всего лишь играли.
Кэтрин встала и, подойдя к Гришему, коснулась его рукава, жалея, что не может стереть этот ужас из его памяти.
– Вы же ничего не могли сделать.
– Я мог бы остановить Колина, – с гневом сказал он, отступая назад. – Я не должен был воровать пистолеты. И я должен был иметь смелость, чтобы самому выйти на эту дорогу.
– И умереть вместо брата? – изумилась Кэтрин.
– Да! Он должен был жить. Он был умнее, храбрее меня и был лучшим сыном.
Кэтрин покачала головой.
– Ради Бога, вам было всего семь лет. Это Колин должен был думать, что делает.
Берк резко отвернулся, как бы отметая ее рассуждения.
– Вы еще не слышали самое страшное. Я поднялся и побежал. Я добежал до дома и спрятался в погребе. Я боялся, что меня высекут.
– Так вы же испугались. Любой ребенок бы испугался. Кучер мог застрелить и вас.
– Вы не понимаете. Я только хотел избежать наказания. В то время как мой брат лежал в грязи, истекая кровью, я, дрожа и плача, прятался за полками в винном погребе. – Он хрипло рассмеялся. – Я поступил как жалкий трус, так и сказал мой отец.
Кэтрин была потрясена.
– Отец вас так назвал? Он не мог так думать.
– Почему же? Это правда.
– Послушайте! Как он мог быть таким… таким жестоким, когда вы уже пострадали?
Берк не слышал ее.
– Самое меньшее, что я мог сделать, – это позвать доктора. Или остаться рядом с Колином, поддержать его в последние минуты.
Самобичевание Берка встревожило Кэтрин. В юности она все время завидовала людям, которых судьба наградила настоящей семьей. Сейчас она видела, какое это горе – потерять любимого брата. И обвинять себя в этой трагедии.
– Но когда-то отец должен был вас простить.
– Как он мог? Я все время напоминал ему о смерти брата. Меня отослали в школу, и я оставался там даже на каникулы.
– А как же ваша мать? Разве она не вступилась за вас?
– Она слегла от горя и больше не вставала. Через год мама умерла.
Несмотря на то что он говорил сдержанно и спокойно, Кэтрин видела перед собой отвергнутого маленького мальчика, лишенного любви, подавленного сознанием своей вины. Поступок его родителей возмутил ее. Они были так эгоистично поглощены оплакиванием своего погибшего наследника, что отказали в любви живому сыну, который нуждался в родительской любви.
И эта рана так никогда и не зажила.
Она взяла Берка за руку. Он попытался отнять ее, но Кэтрин не отпускала.
– Это был несчастный случай. А вы были всего лишь ребенком. Важно только то, что сейчас вы храбрый человек.
Он неслышно пробормотал ругательство.
– Ради Бога, не пытайтесь меня утешать.
– Я и не утешаю. Вы смелый. В тот день, когда вы приехали в имение и, увидев Фабиана, подумали, что он собирается застрелить меня, вы выбили ружье из его рук.
– Не напоминайте мне об этой глупой ошибке.
– Это был смелый поступок. Как и тот, когда вы забрались на дерево, чтобы спасти Тигрицу.
– Это сделал бы любой мальчишка старше пяти лет.
– А сегодня вы спасли Питера.
– Только потому, что мне хотелось завоевать вашу благосклонность. – Берк провел пальцем по ее губам. – Признайтесь, дорогая, мне это удалось?
У Кэтрин чуть не подкосились ноги. Он пытался сбить ее с толку, разыгрывая негодяя. Затем она все поняла. Гришем хотел, чтобы она видела в нем только плохое. Потому что, как и она сама, боялся снова довериться другому человеку.
Кэтрин поднесла его руку к губам и с нежностью поцеловала пальцы.
– Да, удалось. Я увидела сострадание, которое вы так старательно скрывали. То самое сострадание, которое заставило вас выехать на поле сражения в Ватерлоо и рисковать своей жизнью, спасая раненых солдат. Я не знаю поступка более смелого, чем этот.
– Я искал острых ощущений, только и всего.
– Я вам не верю. Но верю, что вы достаточно страдали за ваши грехи.
Кусты зашелестели, словно между ними пробежал какой-то ночной зверек, может быть кролик. Кэтрин не сводила глаз со скрытого тенью лица Берка. Она слышала его тяжелое дыхание, чувствовала теплоту его пальцев, вдыхала мускусный мужской запах.
– Вы не можете хорошо думать обо мне, – решительно заявил он. – Вы не забыли, что я презренный негодяй?
– Я сказала это до того, как узнала вас. Но теперь… – Она замолкла, перебирая в уме черты его характера, создавая новый образ. – Теперь я думаю, что вы так же одиноки, как и я.
Берку хотелось разубедить ее. Казалось, она не понимала, что он заслужил эти страдания за свой порочный образ жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97