– Конечно. – Он пододвинул ей бутылку.
– Нет уж, спасибо. От твоего пойла у меня отрыжка. – Бешеный Пес невольно улыбнулся:
– Да, на некоторых женщин оно действует именно так.
«Не надо сравнивать меня с другими женщинами». Женщина – может, ее зовут Маргарет? – дотронулась до его руки. «Ладно».
– Тебя давно не видно, Бешеный Пес. Где ты прятался?
Он сделал глоток из бутылки и секунду подержал текилу на языке, прежде чем проглотить.
– Нигде я не прятался. Просто жил... – «Дома». Невысказанная мысль настолько его поразила, что он не мог говорить.
– Так, где же?
Он пожал плечами. Ему не нужен дом, он даже думать не хочет, что он у него есть. Ему нравится бродяжничать, черт возьми.
– Нигде. А у тебя как дела?
– Отлично.
Она прижалась к нему и зазывно потерлась шелковой юбкой о его бедра.
Он остался холоден. От нее пахло застарелым потом, дешевыми духами и быстрым сексом.
– Не хочешь подняться ко мне в комнату? – хрипло прошептала она ему на ухо. Ее рука в перчатке нырнула под стойку и замерла у него между ног.
Не подумав, он чуть не согласился. Но, посмотрев на ее остренькое размалеванное личико и бессмысленные голубые глаза, он понял, что не может пойти.
Простая мысль поразила его: он не хочет ее, а она не хочет его. То есть по-настоящему. Все, что им нужно, – совокупление. Притвориться, что они что-то чувствуют, хотя ни он, ни она ничего не чувствуют. Когда-то такие тонкости не имели для Бешеного Пса никакого значения. Черт, ему даже нравились холодная анонимность отношений и женщины, которым он безразличен. Женщины, ничего от него не требовавшие и не обижавшиеся, если он забывал даже, как их зовут.
Но он стал другим. То, что произошло между ним и Марией, изменило его. Он понял разницу между сексом и любовью и больше не мог жить так, как прежде.
Он отвернулся, чтобы не встретиться взглядом с девицей, и отпил глоток текилы.
– Извини, М...
– Милли, – тихо подсказала она. Ее губы задрожали, в голосе послышалась обида. Раньше он ничего не заметил бы.
– Извини, Милли. В другой раз.
Она оперлась на стойку и посмотрела на него в упор:
– Ты нашел себе женщину, Стоун? – Он не мог ответить.
Запрокинув бутылку, она глотнула текилы и, содрогнувшись, вытерла рукавом губы.
– Если нашел и любишь ее настолько, что не желаешь идти со мной, так какого черта ты торчишь здесь в рождественский вечер?
Он поднял голову и только сейчас увидел в углу за стойкой жалкую ободранную елку без всяких украшений. И до него вдруг дошла музыка. Из расстроенного пианино неслись звуки рождественской песни «Святая ночь».
– Ты не знал? – искренно удивилась Милли.
– Не-а.
Похлопав его по спине, она собралась уйти.
– Что ж, Бешеный Пес, веселого Рождества. А мне лучше вернуться на работу.
Но Бешеный Пес ее не слышал. Уставившись в зеркало за стойкой бара и разглядывая свою неумытую физиономию и грязные волосы, он думал о том, что сейчас делают Мария и Джейк. Он представил себе дом, украшенный ветками хвои, жареную индейку и пирог с тыквой. Он даже слышал их смех и тихое шуршание оберточной бумаги, из которой они достают подарки.
«Какого черта ты здесь делаешь? Одинокий, грязный, с бутылкой текилы? У тебя же есть куда пойти. У тебя есть дом...»
Он снова приложился к бутылке и вытер рот тыльной стороной ладони. И о чем он только думает?
Он не может вернуться.
«Джейк захотел бы, чтобы ты вернулся».
Он изо всех сил старался не поддаваться романтическим бредням. Но, подумав о Джейке, он почувствовал, что его тянет к нему. Он мог бы стать отцом. Отцом.
Он и так уже пропустил столько времени – он не видел, как рос его сын, зачем же пропускать оставшееся время. Он еще может увидеть, как Джейк возмужает, как влюбится, как у него появятся свои дети.
– Господи... – Он вздохнул и тряхнул головой, удивляясь, как притягательны такие вещи, как чертовски привлекательны.
Но надо подумать и о Марии. Он любит ее. Любит так, как ни одну другую женщину. Он понял это, когда оставил ее. Он решил, что сможет забыть ее, что когда он вернется к своей обычной вольной жизни, его чувства забудутся. Но все оказалось иначе. Он ничего не может забыть. Он помнит каждое мгновение каждого дня. Когда он дотрагивался до чего-нибудь мягкого, он вспоминал о ее коже. Когда до чего-нибудь на ощупь грубого – ее чистые полушерстяные платья. Он думал о ней, когда вдыхал запахи ванили, лаванды, даже обыкновенного мыла. Когда заглядывал в зеленые глаза, вспоминал карие.
Как же он мог бросить ее, недоумевал Бешеный Пес. Как мог быть таким дураком?
Но он знал ответ. Именно он удерживал его от того, чтобы уйти из салуна и прямо сейчас вернуться в Лоунсам-Крик. Он уверен, что она его любит, что простит его и примет обратно. Но сможет ли он остаться? – тот фатальный вопрос, который не давал ему встать и уйти. У него никогда ни к кому не было настоящей привязанности. Ни одной.
Если он вернется, то больше никогда не сможет снова уйти.
– Черт, – выругался он и придвинул к себе бутылку. Такого и представить он себе не мог. Работать, жить на ферме за идиотским забором, знать, где он ляжет спать и где проснется.
Рядом с Марией.
Он застонал и, отпив глоток текилы, со стуком поставил бутылку на стойку.
Если он вернется, то больше никогда не сможет снова уйти.
Глава 26
Мария держала на коленях большую коробку. Слезы жгли глаза и падали на картонную крышку. Осторожно сняв ее и положив рядом с собой, она откинула лежавший сверху кусок полотна.
Платье лежало точно так же – идеально сложенное, – как она убрала его год назад. Высокий кружевной воротник казался особенно белым на фоне лифа из темно-красного бархата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78