Наверное, тебе стоит прочитать, что они о тебе пишут.
Нора уставилась на первую полосу. В углу красовалась ее собственная фотография — крупная, зернистая от большого увеличения.
Снимок был сделан в прошлом году на вручении премии «Эмми». Кто бы знал, как Нора ненавидела эту фотографию! На ней она выглядела круглолицей, а глаза почему-то казались косыми.
Она взяла лист из рук Руби, пробежала глазами текст и, бессильно уронив газету на пол, глухо сказала:
— Все кончено.
Руби нахмурилась:
— Ерунда! Ты пройдешь через это. Посмотри на Монику Левински — она теперь торгует дорогими сумочками. В прошлом году присутствовала на церемонии вручения «Оскара».
— А та дурочка, которая вышла за миллионера, получила от «Плейбоя» целое состояние.
— Спасибо за подобные сравнения, ты меня очень утешила.
— Я только хотела сказать…
— Руби, ты слишком молода, чтобы понять. Моя карьера окончена. Я не собираюсь отвечать ни на одно письмо. Я буду прятаться здесь до тех пор, пока вся эта муть не осядет.
— Разразится следующий скандал, и обо мне забудут. Я просто исчезну.
— Ты ведь шутишь, правда?
— Нет.
— Но у тебя слава…
— У меня дурная слава, это не одно и то же.
— Если выбрать правильную тактику, ты.. — Руби, ты нс знаешь моей работы. Я никогда не возводила стену между собой и читателями. В свои ответы незнакомым людям я вкладывала собственные мысли и чувства.
— Вот почему они мне верили — чувствовали мою честность.
Руби скептически изогнула брови:
— Судя по газетам, ты писала в своей рубрике, что веришь в брак. Это называется честность?
— Я действительно верю в брак. И в любовь, и в семью, и в преданность. Просто мне… я в этой области оказалась неудачницей.
Ответ, казалось, удивил Руби.
— Неудачницей? Странное слово ты употребила.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь охарактеризовал мой опыт материнства как успешный.
— Согласна. Но я не ожидала, что ты видишь это в таком свете. То есть считаешь своей неудачей.
Наконец-то они подошли к действительно важной теме.
— А как, по-твоему, я к этому относилась? — мягко поинтересовалась Нора.
Руби нахмурилась:
— Я думала, в том, что ты нас бросила, ты видишь… свой успех. Ты так мастерски это проделала — словно бросила ненавистную работу. Может, тебе не хватало денег, но ты могла гордиться, что хватило смелости все бросить.
— Я собой не гордилась.
— Почему? — шепотом спросила Руби. — Почему ты это сделала? Разве нельзя было одновременно и растить детей, и делать карьеру?
Нора вздохнула. Вопрос дочери предполагал разные варианты ответа, но она была слишком подавлена, чтобы выбрать правильный. Поэтому сказала первое, что пришло в голову:
— То, что с нами случилось, не было глобальной катастрофой вроде гибели «Титаника». Так, мелочи, которые годами цеплялись одна за другую. Чтобы это понять, тебе нужно было повзрослеть и увидеть нашу семью в истинном свете. Но ты этого не хочешь. Ты предпочитаешь забыть о моем существовании, забыть, что мы существовали.
— Так легче, — прошептала Руби.
— Да. А мне легче бросить работу. При моем прошлом, учитывая, какой выбор я сделала, я не сумею противостоять этим обвинениям. Пресса обнаружит, как я обошлась со своими детьми, с тобой, и будет еще хуже.
— Я думала, ты не из тех, кто пасует перед трудностями.
Нора грустно улыбнулась:
— Ах, дорогая, кто-кто, а ты-то могла бы понять.
Глава 11
Время близилось к полудню — к самому пику на удивление жаркого июньского дня. Небо сливалось с морем в сплошную гладь синевы, солнечный свет играл на поверхности воды. На краю пологого участка, там, где начинался песок, деревья переплетали ветви, листва шептала на ветру. С карниза слетали скворцы и, делая в воздухе крутые виражи, с чириканьем проносились над землей.
Руби сидела на балконе второго этажа в белом деревянном кресле, плакала и никак не могла остановиться.
Она все время думала об Эрике, вспоминала дни, когда они были вместе. Эрик был для нес чем-то вроде старшего брата, и мысль, что она его потеряет, казалась невыносимой. Но еще тяжелее было сознавать, что на самом деле она потеряла его давным-давно, много лет назад, потеряла бездумно, просто ушла и ни разу за все эти годы не потрудилась лаже позвонить.
Не потрудилась даже позвонить.
Это рефрен ко всей ее жизни, к истории глуповатой девчонки Руби.
Она любила Эрика, но не той всепоглощающей любовью, какой она любила его брата. Эрик был ее надежной опорой. В годы ее юности Эрик был здесь, рядом. Это он перед слетом скаутов научил ее разбивать палатку, показал, как нужно стоять на носу «Возлюбленной ветра» в ненастный день. И, несмотря на это, она ушла, позволила ему превратиться в смутное воспоминание, в выцветшую фотокарточку в дальнем ящике ее жизни.
— Прости меня, — прошептала она, вслушиваясь в cсобственный жалобный голос.
Руби понимала, что извинения, брошенные на ветер, мало что стоят, но ее пугало предстоящее свидание с Эриком. Стоять возле его кровати, разговаривать с ним так, будто они остались друзьями, а потом попрощаться? Наблюдать, как он умирает?
Руби закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. В спальне позади нее зазвонил телефон, но, сняв трубку, она услышала длинный гудок. И только когда звонок повторился, Руби поняла, что звонит ее мобильный. Она включила его час назад. Руби нагнулась и подняла телефон с пола.
— Алло?
— Черт возьми, Руби, я уже миллион раз набирал твой номер! Как жизнь в захолустье?
Звонил Вэл. Было слышно, как он выпустил в трубку струю табачного дыма.
— Вэл, это же не Сибирь, а Летний остров. Все нормально.
— Я подумал, может, тебя надо эвакуировать на вертолете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96