Мы… мы разговариваем.
— Ты начинаешь ее узнавать?
В глазах Кэролайн что-то промелькнуло. Будь это не сестра, а кто-то другой, Руби подумала бы, что зависть. Внезапно Каро встала и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с двумя стаканами вина и пачкой сигарет.
Руби расхохоталась:
— Сигареты? Ты шутишь? Сигарета и ты — все равно что…
— Не надо острить, прошу тебя.
Кэролайн открыла стеклянные двери, они с Руби вышли и сели за столик под широким зонтом. Лужайка для гольфа, начинаясь за домом, спускалась в долину и поднималась с другой стороны, упираясь в ряд домов, поразительно похожих на этот. Кэролайн достала из пачки сигарету и закурила. Руби последовала ее примеру. Она не курила много лет, и давно забытое ощущение показалось ей довольно забавным.
Сестра затянулась, выдохнула дым и посмотрела вдаль. Облачко дыма окутало ее лицо.
— Я много лет общаюсь с мамой, время от времени встречаюсь с ней за ленчем, звоню по утрам в воскресенье, веду себя, как подобает дочери, и при этом мы остаемся друг для друга вежливыми незнакомками. А ты… — она посмотрела на Руби, прищурившись, — именно ты ведешь с ней беседы, хотя обращалась с ней как с прокаженной.
Повисло неловкое молчание. Руби не знала, как его нарушить.
— Мы застряли в одном доме.
— Дело не в этом. — Кэролайн снова затянулась, медленно выдохнула дым и уставилась на траву. — Какая она?
— Самое неприятное, что она умнее меня. Все время заставляет меня вспоминать, какой была раньше, какими были мы. Знаешь, это больно. Сегодня утром, переправляясь на пароме, еще до того, как отец меня огорошил, я вспоминала наши поездки на окружную ярмарку. Как мы разговаривали по дороге, ели сладкую вату, бросали монетки на уродливые китайские блюда, и я… мне ее не хватало.
— Мне знакомо это чувство.
Руби заметила, что у сестры дрожат руки.
— Ты ее простила? Я имею в виду, простила по-настоящему?
Каро подняла голову:
— Я пыталась все забыть, и мне почти удалось. У меня такое чувство, будто это произошло не с нашей семьей, а с какими-то другими людьми.
— Значит, ты простила ее ничуть не больше, чем я. Просто ведешь себя тактичнее.
Кэролайн попыталась улыбнуться, но глаза смотрели безрадостно, и это тревожило.
— Руби, твоя честность — дар Божий, даже если она причиняет людям боль. Ты… понимаешь, ты — настоящая. А я, похоже, не могу…
Из открытого окна дома донесся визг. Руби вскочила:
— О Господи! Кого-нибудь убили?
Кэролайн поникла, как сдувшийся шарик, плечи опустились, с лица словно сбежали все краски.
— Принцесса проснулась.
Руби шагнула к сестре:
— Каро, ты в порядке?
Улыбка Кэролайн была слишком мимолетной, чтобы считаться настоящей. Руби поняла, что сестра снова притворяется. Она встала и пошла в дом, напряженная спина, казалось, не гнется. Руби последовала за ней.
— А-а-а!
На этот раз кричали два голоса.
Кукла-попрыгунчик с шумом и дребезжанием скатилась по ступенькам и проехала несколько футов по кухонному полу. Каро устало улыбнулась:
— Уходи, спасайся.
Вслед за попрыгунчиком по лестнице слетела голая кукла Барби и прекратила полет, стукнувшись о ножку стула. Крики становились все громче, Руби с трудом поборола желание заткнуть уши.
— Давай поднимемся, я хочу по крайней мере увидеть племянницу и племянника.
— Поверь, это не самая удачная мысль, когда Дженни в таком настроении.
Загрохотала еще одна игрушка, затем раздался пронзительный визг:
— Ма-ама! Иди скорей!
Кэролайн обернулась к сестре:
— Может, в другой раз?
— Ладно, на следующей неделе я посижу с детьми. А вы с Джерри сходите на танцы или еще куда-нибудь.
— На танцы, — мечтательно повторила Кэролайн. — Это было бы здорово.
Руби вдруг вспомнила, что на следующей неделе ее здесь не будет, она вернется в Калифорнию, чтобы рассказать о матери в передаче «Шоу Сары Перселл». На душе заскребли кошки.
— Тебе лучше возвращаться, в это время дня на паром огромные очереди.
Руби взглянула на часы:
— Черт! Ты права.
Кэролайн взяла ее под руку и потянула к двери. Здесь она помедлила.
— Мне очень жаль, что ты узнала про папу, но, возможно, тебе это поможет. Все мы люди, Руби, обычные люди со своими достоинствами и недостатками.
Руби обняла сестру и порывисто прижала к себе. Обе чуть не задохнулись.
— Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, Кубик Рубика. А теперь иди, пора.
Руби отстранилась. У нее возникло странное ощущение: если она скажет еще что-то — что угодно, кроме простого «до свидания», — Каро рассыплется на кусочки. Поэтому она ничего, кроме «до свидания», не сказала.
Нора сидела за кухонным столом, не сводя застывшего взгляда со стоики писем. Она только что поговорила по телефону с Эриком, и наступившая тишина стала действовать ей на нервы.
Нора потерла пульсирующее запястье. Утром она около часа пробовала передвигаться на костылях, и у нее начало получаться. Она уже могла преодолевать небольшие расстояния. Если так пойдет дальше, к концу недели она научится обходиться без опостылевшего инвалидного кресла. Но, тренируясь с костылями, Нора не достигла того, на что рассчитывала, — ей не удалось полностью выкинуть из головы письма, они все время были с ней.
Нора попыталась настроиться на нужный лад. Она твердила себе, что письма — это всего лишь слова, значки, выведенные чернилами на бумаге, и их написали посторонние, чужие ей люди. Неужели она не найдет силы взять ручку и сочинить что-нибудь подобающее? Как минимум попрощаться и поблагодарить за внимание.
Но нет, любой ответ, который она пыталась изобразить, начинался одинаково: «Дорогие читатели».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96