— Нора нежно отвела со лба дочери прядь мокрых волос. — Неужели от той девочки ничего не осталось?
Руби вдруг почувствовала себя неуверенно.
— Уши я так и не проколола.
— Спасибо.
— За что?
— Мне было бы больно узнать, что ты настолько изменилась. — Нора в легкой, мимолетной ласке коснулась щеки дочери. — Я не встречала ни одного человека, который умел бы так легко, как ты, осветить комнату улыбкой. Помнишь, как мы с тобой отправились в редакцию местной газеты, чтобы убедить их написать о танцевальном вечере в восьмом классе? — Нора улыбнулась. — Я сидела, смотрела, как ты доказываешь свою точку зрения, и думала про себя: «Моя девочка вполне может управлять страной». Я тобой очень гордилась.
Руби с трудом сглотнула.
Нора снова заработала ножницами. Через несколько минут она сказала: «Ну вот, готово», отошла в сторону и протянула дочери зеркало.
Руби посмотрела на свое отражение, заключенное в серебристую овальную рамку. Она снова выглядела юной; не разочаровавшимся комиком, потратившим молодость в барах, а женщиной, у которой большая часть жизни еще впереди. Она повернулась к матери:
— Здорово!
Их взгляды встретились. В них светилось понимание.
— Я вчера ездила к папе.
— Я знаю, он меня навещал.
«Мне следовало догадаться», — подумала Руби.
— Нам надо поговорить.
Нора вздохнула. Ее вздох напомнил шипение воздуха, выходящего из проколотой шины.
Да. — Она наклонилась и взяла костыли. — Не знаю, как тебе, но мне перед этим разговором не помешает выпить кофе… и сесть. Сесть во всяком случае.
Не дожидаясь ответа, она заковыляла к дому.
Руби отнесла на место табурет, налила две чашки кофе и вышла на веранду. Нора сидела на двухместном диванчике. Руби выбрала кресло-качалку.
— Спасибо. — Нора приняла у нее из рук чашку.
— Папа сказал, что изменял тебе, — выпалила Руби на одном дыхании.
— А что еще?
— Разве что-то еще имеет значение?
Нора нахмурилась:
— Конечно, остальное тоже важно.
Руби не знала, что на это ответить.
— Папа вроде бы винил войну во Вьетнаме… а может, и нет. Я не очень поняла, на что он возлагает вину. Он сказал, что война его изменила, но мне показалось, он считает, что ему в любом случае не повезло бы.
Нора откинулась на спинку дивана.
— Я полюбила твоего отца с первого взгляда, но мы были слишком молоды и поженились по несерьезным, ребяческим причинам. Мне хотелось иметь семью, место, где я чувствовала бы себя в безопасности. А ему… — Она помолчала и улыбнулась. — Я до сих пор не знаю точно, что было нужно ему. Может быть, женщина, к которой он бы возвращался… которая считала бы его совершенством. Некоторое время мы были идеальной парой. Оба считали, что он — Господь Бог.
— Ну еще бы! Он строил из себя такого… милого и любящего.
— Руби, не суди отца слишком строго. Его неверность — только одна из причин нашего разрыва. Я виновата не меньше, чем он.
— Ты тоже спала с другими мужчинами?
— Нет, но я его слишком сильно любила, а это порой так же плохо, как любить слишком мало. Я так нуждалась в любви и поддержке, что, наверное, высосала из него все соки.
— Ни один мужчина нe в состоянии заполнить собой все темные уголки в душе женщины. Я была уверена, что рано или поздно он мне изменит. Вероятно, я сводила его с ума своими вопросами и подозрениями.
— Ты была уверена, что он тебе изменит? — не поняла Руби. — Почему?
— Ты говорила, что жила с мужчиной. Кажется, его звали Макс?
Руби кивнула:
— Да, но…
— Он был тебе верен?
— Нет. Ну-у, разве только первое время.
— А ты ожидала от него верности?
— Конечно, — быстро, слишком быстро, сказала Руби, потом вздохнула и откинулась на спинку кресла. — Нет, я не ожидала, что ему буду нужна только я.
— Естественно. Если даже мать не настолько любила девочку, чтобы остаться с ней, чего же тогда ждать от мужчины? — Нора улыбнулась, однако улыбка вышла грустной. — Этот «подарок» я получила от своего отца, а потом передала тебе.
— Боже! — тихо выдохнула Руби.
Мать права. Руби всю жизнь боялась остаться с разбитым сердцем, не позволяла себе быть любимой. Поэтому она столько лет не порывала с Максом. Она знала, что никогда его не полюбит, а значит, се сердцу ничто не угрожает. А одиночество… его причина все та же — она не верила, что способна вызвать любовь.
Руби встала, подошла к перилам и уставилась на воду. Она не могла разобраться в собственных чувствах или понять, что ей полагается чувствовать.
— Я вспомнила день, когда ты возвратилась.
Руби услышала, как мать прерывисто вздохнула, и замерла в ожидании ответа, но его не последовало. Тогда она повернулась к матери.
Нора съежилась, словно приготовилась к удару.
— Мне неприятно вспоминать тот день.
— Мама, извини, — тихо попросила Руби. — Я тогда наговорила тебе ужасных вещей.
Нора резко подняла голову, в глазах заблестели слезы.
— Ты назвала меня мамой. — Она встала и заковыляла к Руби. — Не смей чувствовать себя виноватой за то, что ты в тот день наговорила! Ты была еще ребенком, а я тебя больно ранила.
— Почему ты тогда приехала?
— Я очень скучала по дочерям. Но, увидев, что я с тобой сделала, устыдилась. Ты смотрела на меня точно так же, как я когда-то смотрела на своего отца. Это меня… сломило.
— Ладно, теперь я знаю, почему ты ушла от папы, но почему все это время ты оставалась вдали от нас? — не удержалась она от вопроса.
Нора твердо посмотрела в глаза дочери:
— Мой уход… для тебя это начало истории, а для меня — самая середина.
Нора глубоко вздохнула, как будто готовилась нырнуть. Как она и ожидала, воды прошлого оказались холодными даже в жаркое летнее утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96