Джейси повисает на телефоне, Брет прилипает к компьютеру и с головой уходит в какую-нибудь захватывающую игру, требующую полной сосредоточенности. Роза берется за вязанье.
Лайем начинает бесцельно бродить по комнатам, заставляя себя ни о чем не думать. Чаще всего он останавливается перед пианино в гостиной, задумчиво нажимает то одну, то другую клавишу, сокрушаясь оттого, что музыка больше не звучит ни в его сердце, ни в доме.
Лайем съехал с дороги и свернул влево, под грубо вытесанную арку деревянных ворот, которые его отец соорудил много лет назад. От ворот к дому вела аллея, жерди ограды по обеим сторонам искрились серебристой пылью. Лайему показалось, что он слышит лязг железной таблички, укрепленной под сводом арки, надпись на которой гласит: «Ранчо „Водопад Ангела“». А может быть, это всего лишь плод его воображения, и единственный реально существующий звук – это гнетущее молчание, которое не может нарушить ни Брет, ни он сам.
Лайем въехал в гараж и выключил мотор. Брет поспешно схватил рюкзак с заднего сиденья и побежал в дом.
Лайем еще долго сидел в машине, склонив голову и положив руки на руль. У него не хватало смелости оглянуться назад, где лежали альбом с фотографиями и подарок.
Наконец он собрался с духом и вошел в дом через захламленную прихожую. В конце коридора горел светильник.
Господи, какое счастье, что есть Роза!
Лайем чувствовал себя немного неуютно в ее присутствии. Роза была тихим и незаметным человеком, обладающим редкой способностью бесшумно передвигаться – такими изображают шпионов времен «холодной войны». Иногда он вдруг поднимал глаза и наталкивался на ее глубокий, пристальный взгляд, пронизывающий до самых костей, как лютый холод.
Идя по дому, Лайем зажигал свет. Он устал повторять Розе, что электричество дешево, но она все равно оставляла зажженными только те лампочки, которые были ей нужны.
Майк, наоборот, ненавидела, когда в доме было темно.
Войдя в гостиную, Лайем задержался у дверей, наблюдая, как Роза и Брет играли в карты, и невольно отметил, как тихо и сдержанно ведет себя его сын. Он перестал хлопать в ладоши, свистеть и издавать ликующие крики, когда выигрывал.
Они были под стать друг другу – тихий маленький мальчик с грустными темными глазами и седовласая женщина с неизменно печальным и торжественным лицом.
Роза была хрупкой и невысокой – почти одного роста с Бретом – и казалась еще меньше из-за своей манеры сутулить плечи и ходить, опустив голову. И сегодня, как всегда, она была в черном платье, которое подчеркивало белизну волос и кожи. Женщина, сотканная из противоречий: черное и белое, холодное и горячее, духовное и обыденное.
– Привет, доктор Лайем, – поздоровалась она, подняв глаза.
Сколько раз он просил ее называть его просто по имени!
– Кто выигрывает? – улыбнулся он.
– Конечно, мой внук. Он пользуется тем, что я хуже вижу.
– Не слушай бабушку, Брет. Она все прекрасно видит.
– Хочешь присоединиться к нам? – предложила Роза.
– Пожалуй, нет.
Он взъерошил сыну волосы – жалкое подобие ласки, но на большее он сейчас был не способен.
– Почему, папа? – разочарованно обернулся к нему Брет.
– Не сейчас. Может быть, позже.
– Ладно, – вздохнул малыш. Лайем направился к лестнице наверх.
– Подожди, доктор Лайем. – Роза поднялась и вышла следом за ним в гостиную. Здесь, в полумраке огромной комнаты, она внимательно посмотрела на него. Ее глаза были похожи на две полные до краев чернильницы. В них читался страх. – Дети… они сегодня ведут себя тише, чем обычно. Я подумала, что…
– Сегодня десятая годовщина нашей свадьбы. – Лайем произнес это на одном дыхании и после паузы добавил: – Дети знают, что я купил нам с Майк билеты в Париж.
– О, как жаль! – Роза протянула к нему руку, но в последний момент отдернула. Что-то похожее на улыбку коснулось ее губ, но тут же исчезло. – Счастье, что у нее есть ты, доктор Лайем. Не помню, говорила ли я тебе это когда-нибудь.
Искреннее признание женщины, не склонной распространяться о своих чувствах, тронуло его до глубины души.
– Спасибо, Роза. Я… – Его голос дрогнул.
– Доктор Лайем. – Она тянула гласные в его имени, отчего оно словно наполнялось музыкой. – Пошли поиграем в карты. Это поможет.
– Нет. Мне нужно… – начал Лайем и осекся. Неудачное начало! Ему так много нужно сделать. – У меня дела наверху. Джейси хотела надеть на зимний бал одно из платьев Майк.
Роза приблизилась к нему. У Лайема появилось странное чувство, что она хочет что-то сказать, но она повернулась и ушла.
Лайем заглянул на кухню и налил себе выпить. Глоток виски обжег ему гортань, и по жилам сразу разлился жидкий огонь. Он крепко зажал в руке бокал и стал медленно подниматься на второй этаж. Из-за закрытой двери комнаты дочери доносилась музыка. По крайней мере сама Джейси утверждала, что это оглушительное громыхание барабанов и вой бас-гитар называется музыкой.
Лайем вошел в спальню. Эта комната даже при теперешнем беспорядке – неубранная постель, одежда, обувь и банные полотенца, разбросанные по полу, – показалась ему очень уютной. Он зажег свет. Кремовые стены, расписанные звездами, прозрачная ткань балдахина, кремовый ковер. Если закрыть глаза, то можно представить, что Майк стоит у французского окна и смотрит на падающий снег. На ней длинная шелковая ночная рубашка персикового цвета, которая мягкими складками окутывает ее хрупкую фигурку.
Он не хотел закрывать глаза, но искушение было слишком велико. Лайем стиснул зубы и уставился прямо перед собой. Его взгляд сосредоточился на двери в гардеробную Майк, которая вдруг словно выросла до гигантских размеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79