С опущенным носовым обтекателем и выпущенными закрылками лайнер еще больше походил на большую, отбившуюся от стаи морскую птицу, устало несущуюся над водой, но стремящуюся к неведомой суше. Беккер смотрел на белые гребни волн, пока у него не зарябило в глазах:
— Впереди береговая линия, Дэйв.
Море осталось позади, теперь под ними лежала безбрежная плоская пустыня. Беккер облегченно вздохнул:
— Ну, теперь будет полегче.
Кан покачал головой:
— Это как посмотреть. Не хотите немного передохнуть?
Беккер взглянул на него с некоторым сомнением. Справится ли Кан с тяжелой машиной в таких неординарных условиях? Он решил спросить напрямик:
— Главное — удержать его в воздухе. Сможешь?
— Я бы удержал в воздухе даже тот ящик, в котором прислали эту птичку.
Беккер улыбнулся и отпустил штурвал. Потом достал сигарету. Затянулся. Он чувствовал себя почти хорошо. Полет над Синаем на малой высоте — прекрасный повод потерять самообладание. Он справился. Как бы ни закончилось их приключение, ему было чем гордиться.
Между тем «лир» быстро набирал скорость, которая уже достигла восьмисот километров в час. Гесс отчаянно старался удержаться на высоте сто пятьдесят метров.
Немного впереди Беккер увидел группку бедуинов на верблюдах. Кочевники удивленно смотрели вверх. Огромная тень мчащейся над землей стальной птицы стремительно приближалась к ним. Животные занервничали и заметались. Он неспешно выпустил дым. Сейчас, когда они летели на приличной скорости над плоской равниной, пилот, казалось бы, мог расслабиться, но Беккер знал, что любая, даже самая небольшая воздушная яма приведет к тому, что самолет клюнет носом вниз, а поправить что-то будет уже невозможно.
— Командир, — подал голос Питер Кан. — Топлива осталось на один час пятьдесят минут.
В кабину заглянул Добкин:
— Как дела?
Он положил руку на плечо Беккеру.
— Порядок. Что нового у вас?
— Мы там немного посовещались... — Генерал кивнул за спину.
— И что?
— Ну... прежде всего мы пришли к мнению, что имеем дело с очень неглупыми людьми. Они не стали, как обычно бывает в таких случаях, тратить время на политические заявления, так что мы не знаем о них ничего, кроме того, что, возможно, имеем дело с палестинцами. Если бы Хоснер не узнал голос Риша, мы не знали бы и этого. Я хочу сказать, что нашей разведке практически не с чего начать.
— Плохо, — сказал Беккер.
— Очень плохо, — согласился Добкин. — Далее они изменили свой, так сказать, modus operandi, когда заглушили наше радио. Это означает, что мы направляемся в некое тайное место. Когда мы приземлимся, нас не встретят десятки жадных до новостей репортеров. Не будет никакой спасательной миссии, наподобие операции в Энтеббе, потому что никто не будет знать, где мы. Мы отрезаны от мира и лишены связи.
Беккер уже и сам пришел к похожим выводам. Он с самого начала подозревал, что их ведут куда-то в пустыню, а теперь не сомневался в этом. Оставалось лишь надеяться, что посадочная полоса окажется достаточно утрамбованной.
Добкин, похоже, прочитал его мысли:
— Посадить сможете?
— Где угодно, кроме как во дворе свинарника. Никаких проблем. На этот счет не беспокойтесь.
— Постараюсь.
* * *
Хоснер сел рядом с Мириам Бернштейн. Некоторое время они негромко разговаривали. Обоих тяготило чувство вины, и разговор стал для них средством хоть немного облегчить душу. Стюард Даниил Якоби, взявший на себя обязанности старшего, распорядился накормить пассажиров, и Хоснер заказал двойной скотч.
— До сих пор не могу поверить, что допустил такой промах.
Мириам отпила из стакана и покачала головой:
— Они бы все равно сделали это, так или иначе.
— Как бы они это ни сделали, ответственность на мне.
— А я постоянно думаю о Тедди... генерале Ласкове. Он угодил в ту же ловушку, что и все мы. Уверена, если бы не я, он действовал бы сегодня совершенно иначе.
— Черт, не могу поверить, что мерзавцы провернули такое...
— Яков, я слышала, как кто-то говорил, будто бы Риш знает вас и даже угрожал...
— Мне следовало убить этого сукина сына, когда он был в моих руках.
— Он действительно пообещал, что... — Она не договорила и вопросительно взглянула на него.
— Не обращайте внимания на то, что говорят. В ближайшие дни нас ждет много интересного, но не всему можно верить.
Мириам положила руку ему на плечо:
— Помните, однажды вы пригласили меня к себе...
Хоснер рассмеялся:
— Только не говорите ничего такого, о чем можете пожалеть, когда мы вернемся в Тель-Авив. У меня ведь хорошая память.
Она улыбнулась:
— Я никогда вас не понимала. Вы замечательный человек, но отпугиваете людей. С вами нелегко.
— Не люблю слушать такого рода предсмертные признания. Мы к ним еще не готовы, да и время не пришло.
— Хорошо. Вы правы.
Они перешли на другие темы. Стюарды стали разносить обед, но аппетита ни у кого не было.
* * *
Абдель Маджид Джабари разговаривал с арабским делегатом, Ибрагимом Али Арифом:
— Это трагедия, последствия которой невозможно себе представить.
Али ответил ему, не переставая есть:
— Да, ситуация очень неприятная. Я чувствую себя Даниилом в логове льва.
Некоторое время Джабари молча наблюдал за тем, как его не отличающийся худобой сосед энергично расправляется с обедом.
— Не следует всегда думать только о собственных неудобствах, друг мой. То, что случилось, намного серьезнее и касается не только нас. — Он закурил. — Мне тревожно за тех евреев, которые рискнули своей репутацией и даже жизнью, положившись на добрую волю арабов.
— И все же меня больше беспокоит мое собственное благополучие. Я не верю в общую вину и не считаю себя виноватым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151