Вот так Гэвин сделался их руководителем, заменив Бейкера. Люди начали строить хижины, все сразу, расставляя их вдоль будущей улицы в надежде, что когда-то они построят городок. Гэвин жил отдельно от них в своем лагере. У него был мул, кобыла и дикая апачская собака, которая поднимала лай, когда кто-нибудь приближался к палатке. Если в поселке возникали осложнения, споры или еще что-то в этом духе, Гэвин как-то узнавал об этом и, как обещал, решал, кто прав. Он выслушивал доводы обеих сторон, обдумывал их, высказывал свое мнение и для него дело на том и кончалось. Он знал, что его мнение не будет отвергнуто, как знал и то, что любви это ему не прибавит. Но это его и не волновало — он видел, как боятся его переселенцы, и давно решил: пусть лучше боятся, чем любят; лучше во всяком случае, для человека, который живет один. Это его долина, он нашел ее, оберегал ее, он сумел выжить здесь, как зверь. Иногда он улыбался людям — они старательно изображали ответную улыбку, но в его присутствии мужчины и женщины ощущали себя напряженно, ни один не решался засмеяться, пошутить или дать слишком большую волю языку. Никому не хотелось идти у Гэвина за спиной. Это был человек такого сорта, что люди чувствовали себя безопаснее, когда он находился сзади, а они стояли к нему спиной. Они знали, что так им ничего не грозит, что он ничего не имеет против любого из них и не причинит никакого вреда, если вести себя как следует. Но, оказавшись у него за спиной, человек начинал дрожать от страха, сознавая, что больше не был в безопасности. Люди чувствовали, что он умеет читать их мысли и знает все их тайные устремления. Уж такой он был человек — тощий, спокойный и медлительный как змея, но энергия была свернута в нем, как бич, и затаена, как яд гремучей змеи. Глава шестая Прошло шесть месяцев. Однажды он ехал по высокому водоразделу на южном склоне долины, неподалеку от Прохода Красной Горы. Лето близилось к концу, воздух был напоен запахом сосны, сильным и свежим. Гэвин придержал кобылу и посмотрел вниз, на серебристую петлю реки далеко внизу, в долине. Несколько коров — его коров — паслись у восточного гребня, в тени склона. Солнце осторожно опускалось за цепь холмов, зажигая верхушки карликовых сосен дымным розовым светом. Красивая долина, — подумал он, — богатая и все еще не открытая.Кобыла неожиданно шарахнулась влево. Копыто с гулким звуком ударило по плоскому серому камню. Она подняла голову, заржала, потом сильно вздрогнула.В то же мгновение Гэвин услышал грохот ружейного выстрела, потом от дальнего гребня донеслось эхо. Кобыла начала оседать под ним — ее лоб был раздроблен пулей. Гэвин быстро соскользнул с седла, упал на землю и забился в укрытие между двух камней, сразу за упавшей лошадью, кровь которой уже начала окрашивать камни. Открытый глаз с упреком глядел в небо.Близился вечер, было тихо. Гэвин ждал. Он дышал бесшумно и вслушивался в тишину. Мелкие птички порхали в ветвях высоких сосен. Внизу на равнине коровы пережевывали свежую траву, и лишь изредка едва слышно тонкое телячье мычание доносилось на эту высоту. Через некоторое время послышался кашель, потом треск — это лошадь пробиралась через кусты, а потом и эти звуки затихли и исчезли.Гэвин знал отроги Сангре лучше любого белого человека. Всадник, который захочет спуститься в долину, не проезжая через Проход Красной Горы, вынужден будет сделать крюк по глубокой ложбине, проехать мимо высокой острой скалы, взобраться по крутому склону на южную сторону, а потом спуститься вниз по старой тропе, которая выныривает возле зарослей бузины.Он еще немного подождал, потом вытащил винтовку из чехла, закрепленного у седла, и начал спускаться напрямую по каменистому склону горы. Он двигался быстро и бесшумно, как апач. Ни один камешек не скатился у него из-под ноги. На полпути он заметил рысь, которая не слышала его приближения — она заворчала, потом спряталась к себе в пещеру. Гэвин усмехнулся и пошел дальше. Он добрался до дна долины за двадцать минут, последнюю сотню ярдов прыгая от камня к камню. Когда он остановился, положив руку на последний камень, и спрятался за ним, небо на западе уже начало темнеть, и у него над головой жалобно закричал козодой, как будто скорбно отпевал ушедший день.Пятью минутами позже Джек Инглиш выехал из-за дальнего изгиба обрыва на своем крупном гнедом. Он ехал быстрой рысью, время от времени останавливался и долгим взглядом обшаривал затененные холмы. Гэвин вышел из-за камня в последний момент. Он широко расставил руки перед Джеком — руки без оружия. Он ничего не сказал, просто дождался, пока Джек повернется и увидит его. Ему было любопытно посмотреть на выражение глаз этого человека.Голова Инглиша резко дернулась назад, как будто ее потянула петля аркана. Плечи сгорбились, он весь съежился. Казалось, он даже вжался в седло.— Гэвин… что вы тут делаете? — выпалил он.— Тебя жду, — отвечал Гэвин.У Инглиша перехватило дыхание, он облизал губы — язык мелькнул быстро, как у змеи.— Ты убил мою самую лучшую лошадь, — тихо сказал Гэвин.Инглиш воздел руки жестом, в котором сочетались возражение и мольба. У него задергалась челюсть, но он был не в состоянии промолвить хоть слово.Гэвин начал смеяться. Он хохотал — медленно и негромко, а потом смех перерос в неистовый хохот, эхом разнесшийся среди холмов, и Джек Инглиш начал смеяться тоже, удивленным, почти счастливым смехом. И тут Гэвин внезапно замолк, и его лицо приобрело мрачноватое, но довольное выражение. Он вытащил револьвер из кобуры.— Такой человек, как ты, не достоин жить в моей долине.Через четыре часа он пересек реку верхом на крупном гнедом коне, с телом Инглиша, переброшенным через круп у него за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97