Разве только Петр Иванович Добчинский, но и здесь Бобчинский опередил его.
Подойдя к окну, Бобчинский сначала застыл, потом всеми частями своего короткого тела выразительно протанцевал танец призыва, и все чиновники, забывая табель о рангах, бросились к окну, налетая друг на друга. В окно они увидели:
...на противоположной стороне стоял молодой человек, одетый петербургским франтом. Это был Иван Александрович Хлестаков.
Он на минуту задержался в своем голодном шествии по улицам уездного города около дома городничего: покрутил головкой, понюхал воздух и медленно направился дальше. Ему даже невдомек, что произошло в доме, на который он изволил только мельком взглянуть.
Чиновники страшно переполошились. Городничий наспех одевался и в сопровождении пяти полицейских выбежал из дома.
Сообразив, куда мог пойти Хлестаков, городничий со свитой двинулся за ним. Рядом шли дрожки, в которые уже успели сесть Петры Ивановичи, и все это шло осторожно по следам Хлестакова.
И когда Иван Александрович только еще подумал повернуть в сторону моста, городничий подмигнул кому-то из свиты, каланча, покрытая полицейской шапкой, качнулась, подошла к Антону Антоновичу и получила приказание:
- Беги скорей и встань на мосту для благоустройства.
Игнорируя заборы и всяческие препятствия, полицейский-каланча шагал прямо через них, кратчайшим путем пробираясь к цели.
Когда Хлестаков подходил к мосту, совершенно неожиданно перед его глазами как бы из-под земли выросло нечто, чего не заметить нельзя.
Иван Александрович растерялся, но каланча-полицейский приложил руку к шапке, что означало отдавание чести, и улыбнулся преданной, располагающей улыбкой. Иван Александрович в свою очередь пытался выжать на своем лице ответную улыбку. Прошел мимо полицейского и, стараясь не оглядываться, быстро повернул за угол.
И когда Хлестаков, перепуганный полицейским, быстро побежал по улице, из-за угла выглянул озабоченный городничий, подозвал трех полицейских и зашипел:
- Разметать наскоро старый забор, что возле сапожника, и поставить соломенные вехи, чтобы были похоже на планировку.
Полицейские скрылись.
В богоугодном заведении под наблюдением Земляники шел, что называется, "дым коромыслом".
Больных в грязных колпаках и рваных халатах загнали в один угол, вмиг из дымной кузницы сделали подобие больницы и ждали прихода ревизора.
А на фоне неба стали вырастать строительные соломенные вешки, стучали заступы, трещало дерево. И вдруг длинный, большой забор начал шататься и падать, чуть не похоронив под собой Ивана Александровича Хлестакова, который вовремя успел отскочить в сторону.
А за забором обнаружилась куча мусора на сорок телег, на вершине которой, точно памятник, стоял каланча-полицейский, отдавая честь и располагающе улыбаясь.
Городничий, увидев безобразие, схватился за голову:
- Что за скверный город, только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор - черт их знает откуда нанесут всякой дряни.
Улицу, на которой стоит трактир, трудно узнать, ее метут, и через поднятую завесу пыли видно силуэтом, как проносятся пожарные трубы, бегают угорелые полицейские. Иван Александрович еле добежал до своей гостиницы и скрылся в ней.
Номер пятый под лестницей, где остановился Хлестаков, самый маленький номер в гостинице. Это один из тех номеров, кои похожи скорее на вытрезвительную камеру в полицейском участке, чем на пристанище для молодого чиновника из Петербурга.
Скудный свет падал в номер через маленькое отверстие, похожее на тюремное окно.
Прямо в сапогах и верхнем одеянии на кровати лежал Осип, слуга Хлестакова, находившийся в той стадии голода, когда не то чтобы ему грозила смерть от истощения, но и нельзя сказать уверенно, чтобы она ему совсем не угрожала.
- Черт побери, есть как хочется.
Осип лежал с открытыми глазами.
- Вот не доедем, да и только, домой. Осип с обидой двинул подушку кулаком и повернулся лицом к стене.
- Профинтил дорожкой денежки, голубчик...
А в это время перепуганный тем, что за ним ходят полицейские, Хлестаков на цыпочках, тихонько проскользнул к себе в номер, осторожно закрыл дверь, съежился и ждал, не раздадутся ли шаги полицейских.
- Теперь сидит и хвост подвернул, и не горячится... - продолжал Осип.
Иван Александрович Хлестаков прислушался к тому, что говорил Осип, который уже стонал:
- Ах, боже ты мой, хоть бы какие-нибудь щи...
Хлестаков посмотрел на Осипа, лежащего на его кровати, на огромные сапоги, которые первые почувствовали на себе пристальный взгляд Хлестакова, как-то заерзали на постели, и только после этого Осип повернулся от стены.
Глаза барина и слуги скрестились, как шпаги, и Осип не торопясь начал сползать с постели.
- Опять валялся на кровати?
Осип, поднимаясь с постели, вдруг упрямо стал отрицать факт лежания на постели.
- Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве кроватей, что ли?
Иван Александрович возмутился. Его принимали за дурака.
- Врешь. Валялся, видишь, вся всклокоченная.
Осип шел напролом, против совершеннейшей очевидности:
- Не знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги, я и постою.
Хлестаков, сраженный уверенным тоном Осипа, даже сам, собственно, не знал, может быть, Осип действительно не лежал на постели.
Послышался громкий и решительный голос Хлестакова:
- Эй, Осип, ступай туда...
Осип отрицательно мотнул головой и в знак того, что он действительно никуда не пойдет, - сел на стул.
- Хозяин сказал, что больше не даст обедать. Еще, говорит, и к городничему пойду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14