Много раненых. Из рыцарей ранен де Бруа, а Ибелин из Рамы уведен в плен.
– Да хранит Господь Святую землю! Ибелин в плену?!
– Да, государь. Его оглушили, он упал, и его придавило конем.
– Ибелин из Рамы в плену… – По зале пробежал удивленный говор. Такой рыцарь, как Ибелин, дал увести себя в плен?!
– Он уже из Иерусалима выехал пришибленный, тут и дивиться нечему! – заметил Ренальд из Сидона. – Подался к неверным, чтобы не видеть чужого счастья!
Гости разразились громким смехом, ибо чувства рыцаря Ибелина к королевской сестре были всем хорошо известны. И теперь все взгляды обратились к Сибилле, которая кокетливо опустила голову, изображая смущение. Ее супруг, ударив себя по колену, воскликнул:
– Клянусь своим длинным мечом! Я готов первым отправиться на выручку этого храброго рыцаря!
– Лучше оставить его в покое. Пускай отстрадает свое в добровольном изгнании, – уверял Ренальд.
Балдуин IV поднял голову.
– Нет той цены, которой я не заплатил бы, чтобы выкупить Ибелина! – объявил он. – Снимай доспехи, дю Грей, и садись за стол.
– У меня еще одна новость, государь.
– Говори!
– По повелению султана Алеппо Имад аль-Дина шейх Гумуштекин возвратил свободу рыцарю Ренальду де Шатильону…
– Да хранит Господь Святую землю! – выкрикнул в третий раз король. – Что ты сказал?
– Славный рыцарь Ренальд де Шатильон, бывший правитель Антиохии, выпущен из неволи. Самое позднее через две недели он явится к вам с поклоном…
– Хорошо. Можешь садиться.
Балдуин IV устремил взгляд на свои руки и задумался. Белый его лоб пересекла глубокая морщина. Гости, удивленные неожиданным известием, замолчали. Только великий магистр, метнув на короля победный взгляд, злорадно сказал:
– Ренальд де Шатильон на свободе – значит, с политикой соглашательства покончено!
Монферрат, перегнувшись через стол, впился в него бледно-голубыми глазами.
– Неужели вы полагаете, что по прихоти одного барона может измениться политика короля?
Голос его свистел, словно бич. Великий магистр презрительно скривил губы, но, к всеобщему изумлению, ничего не ответил. Король с благодарностью взглянул на зятя.
– Де Шатильон на свободе! – дивился Ренальд из Сидона. – Интересно бы на него взглянуть… Сколько же лет он пробыл у мусульман?
– Шестнадцать, если не больше!
– Наверное, постарел!
– Может, угомонился?
– Давайте выпьем за здоровье воскресшего рыцаря! Шестнадцать лет!
– Интересно, что он собирается делать? Куда бедолага денется?
– Жена умерла. Антиохийцы его и в ворота не пустят.
– Вот еще, не пустят! До сих пор его поминают добром!
– А может, его по старой памяти приголубит Стефания де Милли?
– Тише! Ее сынок тут сидит!
– А что я плохого сказал?… Вот увидите, они поженятся, и Ренальд обоснуется в Кир-Моава.
– Тогда он Саладину покоя не даст…
– Имад аль-Дин затем только и отпустил его, чтобы он докучал и королю, и Саладину одновременно…
– Вполне возможно, клянусь Святым Крестом! Вполне возможно!
– Кто этот освобожденный рыцарь, о котором все говорят? – осведомился Амальрик де Лузиньян у своего соседа Онуфрия де Торона – молодого человека с гладким, как у девушки, личиком.
– Не знаю, – равнодушно ответил тот, не отрывая глаз от сидящей напротив принцессы Изабеллы.
Рыцарь де Гранпре, чуть ли не самый старший за этим столом, за спиной юнца вполголоса сказал Амальрику:
– Что вы спрашиваете желторотого? Да он пешком под стол ходил, когда Шатильона забрали в полон. Подсаживайтесь ко мне, я расскажу.
– Вы не согласитесь поменяться со мною местами? – попросил Амальрик соседа как можно любезнее.
Амальрик де Лузиньян хотя и не мог тягаться красотой с младшим братом, внешность имел приятную, манеры весьма учтивые, речь обдуманную и рассудительную. Влюбленный юнец, не слышавший, как его обозвали желторотым, вежливо уступил ему свое место.
– Итак? – обратился Амальрик к старому рыцарю, с любопытством поглядывая на него.
– Итак, Ренальд де Шатильон приехал сюда лет двадцать тому назад, может, чуть больше, в году эдак тысяча сто пятьдесят пятом, во времена Балдуина III, дядюшки нашего бедного короля. Ну, значит, приехал. Красивый, будто сошел с картинки, и глупый как пень. Из захудалого рода. Зато бедовый, да и боец отменный, этого у него не отнимешь. Прибыл Шатильон в Антиохию, чтобы повоевать с сарацинами и пограбить, падок он до наживы, точно ворон. А случилось, видите ли, так, что годом раньше овдовела княгиня Констанция, внучка Боэмунда Тарентского, первого латинского владетеля Антиохии… Мужа ее убили в бою… Антиохийское же княжество, сами понимаете, куда важнее, чем целое королевство, ибо без Антиохии Иерусалиму не выстоять. Король стал ломать себе голову, кого бы ей в мужья выбрать, чтобы сведущ был в государственных делах. Чуть ли не год просидел в Антиохии, предлагал ей то того, то другого, самых достойнейших перечислял, но ничего не добился. Уперлась баба – и все тут: никто ей не нравится, и никого-то она в мужья не возьмет. Сама, мол, будет править княжеством…
– С трудом верится, – заметил Амальрик, – чтобы женщины такую волю забрали. Разве король не мог ей приказать?
– Это у вас там, на старой родине, можно еще бабам приказывать, а у нас они вытворяют, что хотят, только себя слушают… Ну и вот, напрасно ее король убеждал, что ей самой не управиться, что Нур-ад-Дин наступает и потому править надобно крепкой рукой, знакомой с оружием. Нет и нет. Король так и уехал, ничего не добившись, а тем часом надо такому случиться, что на глаза ей попался этот самый Ренальд де Шатильон, он как раз в то время в Антиохию заявился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83