Одновременно хорваты считали, что принадлежат к «Западной» Европе, что якобы давало им право свысока посматривать на «восточных», «византийских» и «примитивных» сербов и даже отрицать всякое с ними родство.
Чем больше хорватам приходилось признавать свои общие с сербами корни, тем сильнее разгоралась их ненависть. Так, Калибан ненавидел лицо, глядевшее на него из зеркала. Чтобы как-то дистанцироваться от «славяносербов», хорваты вроде Старчевича пытались изобрести свою собственную этнографию, литературный язык и историю. И хотя хорваты любили прихвастнуть, что Загреб куда культурнее и красивее Белграда, в душе они понимали, что и он всего лишь южнославянское подражание Будапешту и Вене. Хорватия была подобна бедной деревенской девчушке, воспитанной в городской зажиточной семье, которая теперь ни за что не желает выходить за парня из своей деревни.
К 1925 году Тито превратился в политического активиста, так что местной полиции то и дело приходилось обыскивать его комнатенку в Велико Тройство.
После смерти хозяина, который ему симпатизировал, Тито решил оставить это место и по совету, а может, и распоряжению, партии направился на работу на верфи Кралевицы, городка на севере Адриатики. От Кралевицы рукой подать до крупного порта, который югославы называют Риекой, а итальянцы Фиуме (и то и другое означает «река»). В ту пору он являлся предметом ожесточенных споров между обеими странами. И хотя итальянцы в обмен на вступление в войну в свое время пообещали соседям целиком все Далматинское побережье, как только хорваты выразили желание войти в состав Югославии, они лишились большей части обещанной им доли.
В 1920 году, когда писатель и фашистский авантюрист Габриель Д'Аннунцио взял Риеку с отрядом стрелков, судьба города все еще не была решена. Когда захватчиков вскоре прогнали, Фиуме был передан Италии вместе с Зарой (Задаром), Полой (Пулой), Истрийским полуостровом и Триестом, где итальянцы в любом случае составляли большинство. И хотя населяющие Далматинское побережье итальянцы не препятствовали хорватам говорить на родном языке – подобно тому, как они поступали со словенцами в Триесте, – они тем не менее пытались «итальянизировать» местную римско-католическую церковь, да и вообще посматривали на славян свысока.
Именно хорватов и словенцев имел в виду Муссолини, когда говорил итальянским детям, что они должны «научиться ненавидеть». В городе Фиуме хорватских детей заставляли заучивать наизусть вот такой «катехизис»:

Кто такие югославы? – Это сербы.
Кто такие сербы? – Это греки, схизматики, еретики, вероотступники, враги церкви.
Может ли югослав быть католиком? – Нет!
Кто такие итальянцы? – Это католики.
Кто такие католики? – Это друзья католической церкви и папы.
Где живет папа? – В Риме, в Италии. Вот почему любой католик также итальянец Новак В. Магнум Кримен: пола вьека клерикализма у Хрватской. Загреб, 1948, стр. 266. – Хотя Тито в своих мемуарах не упоминает о существовании в Югославии 20-х годов сильных антиитальянских настроений, многие иностранные наблюдатели отметили эту особенность. Шотландский путешественник и дипломат Д. X. Брюс Локкарт, работавший после Первой мировой войны банкиром в Центральной Европе, часто ездил на рыбалку в Словению: «По мере того, как все прикладывались к ходившей по кругу фляжке с вином, языки развязывались, и я слушал страшные рассказы о преследованиях, которым итальянцы подвергают словенцев в Истрии и других частях Словении, которые Италия приобрела по грабительскому мирному договору… Сегодня итальянский империализм сделал гораздо больше для сплочения хорватов, словенцев и сербов в одну югославскую нацию, чем мудрейшему государственному деятелю удалось бы достичь за пятьдесят лет». – Локкарт Д. X. Б. Уход от славы. Лондон, 1934, стр. 288-289.

.


Вследствие пограничных споров, верфи в Кралевице имели неприятности из-за ремонта торпедных катеров, доставшихся от габсбургского флота. С 1918 по 1923 год эти суда находились в руках итальянцев, которые перед тем, как передать трофеи югославам, «раздели» их буквально до нитки и даже облили кислотой самые мелкие детали механизмов. Однако Тито и его товарищи механики отлично делали свое дело:

Когда первый торпедный катер вышел в испытательный рейс, нашей радости не было предела. Поршни надрывно скрипели, и мы переживали, как бы старое железо не треснуло под давлением. Но все прошло гладко.


Весьма показателен тот факт, что Тито, хотя и являлся активистом коммунистической партии и профсоюзным цеховым старостой, гордился своим вкладом в создание югославского флота.
Как механик он черпал огромную радость в судах, автомобилях, железнодорожных вагонах, дорогах и мостах, однако хотел, чтобы они использовались на благо коммунистической Югославии. Для достижения именно этой цели он создал в Кралевице ячейку компартии, спортивную ассоциацию и художественный кружок, которому презентовал купленные в Загребе гитары и пятьдесят своих собственных книг, включая «Железную пяту» Джека Лондона, «Женщина и социализм» Августа Бебеля и «Мать» Горького.
По словам Тито, его дом служил для рабочих чем-то вроде избы-читальни. В Кралевице он проникся любовью к Адриатике, которую сохранил до конца своих дней, – водил по ее лазурным водам шикарные яхты и имел резиденцию на острове Бриони.

То немногое свободное время, которым я располагал, я проводил с одним своим приятелем-рыбаком. Однажды, выйдя на нашей лодке в море, мы заметили плавник акулы. Он разрезал поверхность с такой скоростью, что мы заторопились к берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161