Лотта же твердо считала, что глупо растрачивать жизнь на подобные вещи.
– Хороший денек! – заявила она с ослепительно-ясной улыбкой Валенте, случайно заставшей ее в коридоре с одним из ребят.
– Знаешь, Веда, я видела, как она с ним целовалась, – сурово сказала мне Анна, надеясь встревожить.
Я только пожала плечами. На фоне блестящих способностей Кароль, Сабины и Эйлин та малая искра, что тлела в Шарлотте, уже не имела значения. Лотта могла бы раздуть ее и компенсировать слабость природы искусностью навыков, но не хотела. Ее право!
Решение Вилли встречаться с Элизабет всем показалось довольно естественным. Было бы лучше, оставь Кароль Вилли сама, но разрыв все равно уже был неминуем. И легкая боль Каролины должна была скоро забыться.

Занятия шли чередом, дни слагались в недели и месяцы, а Каролина ничуть не менялась. Она оставалась по-прежнему первой во всем, но звенящая легкость, которая так привлекала, исчезла. Она прекрасно работала с Ролланом, но в ее действиях стал проявляться какой-то надрыв, нервность, даже агрессия. Стоило им выйти на центр зала, как воздух сгущался. Казалось, в любую минуту мог грянуть нечаянный взрыв. И однажды мы все вдруг заметили, что Каролина устала от их “поединка”. Она не могла проиграть, но победа ей тоже уже не давала ни радости, ни удовольствия.
Я поняла, что придется вмешаться. Обычно мы не занимаемся личной жизнью ребят, между нами должна быть дистанция. Суровый выговор магу, который, увлекшись, рискует своей Силой – это нормально, однако наставник не должен вникать в полудетские страсти. И все же мне было нельзя промолчать, сделать вид, что все так, как положено. Кароль нужна была помощь, и я полагала, что очень легко разрешу ситуацию.

Глава 12.

После занятий я попросила ее задержаться, промыть ящик новых пробирок и колб для практических опытов по производству “живых полимеров”, особой субстанции для производства грибов, основной пищи Центра. Считалось, что вязкая масса, в которую сеяли споры, дает урожай, если только ее приготовят волшебники. Каждый, закончивший “Школу”, обязан был знать, как создать “почву”.
Просьба не удивила Кароль. (Каждый несколько раз в месяц делал подобные вещи.) Дождавшись, когда остальные ушли, Каролина, набрав в таз воды, принялась за работу.

– Извини, Каролина, что я задаю тебе этот вопрос, но мне кажется: что-то не так. Тебе трудно учиться? – спросила я, выждав какое-то время.
– Я очень стараюсь, – ответила девочка, чуть покраснев.
– Ты устала?
– Наверно, но мне это нравится. Я люблю наши занятия. Если ты чем-нибудь занят, то легче справляться…
Кароль замолчала, склонившись к пробирке, наполненной белой искрящейся пеной.
– С любовью? – спросила я, выбрав то слово, которым ребята обычно зовут этот легкий коктейль любопытства, фантазий на “личную” тему и ущемленной гордости, если “объект” неожиданно выбрал другую.
То, как снова вспыхнули щеки Кароль, подтвердило догадку.
– Вы… Знаете? – быстро спросила она.
– Боюсь, не только я. Вилли с Лизбет…
– При чем здесь они? – изумленно спросила Кароль, уронив на пол клок мыльной пены и посмотрев мне в глаза.
Удивление было таким откровенным, что я растерялась. Я верила, что хорошо различаю притворство и искренность, а сейчас вдруг усомнилась. Кароль умела играть, притворяться, шутить. Я помнила, что год назад она очень любила беззлобные шутки и “гон”. (Слово из молодежного слэнга, которое значит – серьезно и искренне, словно великую тайну, рассказывать то, чего не было.)
– Вилли – хороший мальчик, – сказала я девочке. – Но…
– Да, конечно, хороший, – легко согласилась Кароль.
– Вы с ним были друзьями…
– Мы были?… Так вы полагаете, что это Вилли? – спросила меня Каролина и вдруг рассмеялась. Задорно и звонко. Так, словно услышала очень забавную шутку. Но смех был иным, не таким, как обычно. Он резко взметнулся ввысь, словно звон горсти серебряных шариков, брошенных чьей-то рукой на поверхность гремящей фольги, и умолк.
Кароль, откинув с глаз длинную черную прядь, опустила в таз колбу, которую мыла. Потом зачерпнула горсть пены, сложила ладони… Раздвинув их, тихо подула на пленку… Блестящий пузырь, оторвавшись от рук, на минуту завис, отражая лицо Каролины, и медленно сел в таз.
– Вы поняли? Поняли? – с хитрой, немного печальной улыбкой спросила она. – Это – Вилли! Вернее, мое чувство к Вилли. Блестящее… Легкое… И несерьезное… Раз! И его уже нет. – (Кароль быстро коснулась мизинцем сияющей сферы, и она бесшумно исчезла.) – Вот если бы так всегда…
– Если не Вилли, то… Кто? – осторожно спросила я, чувствуя, как замирает в груди сердце.
– Вы уже знаете, – просто ответила девочка.
– И… И давно?
– Скоро будет два года… И это не я подошла к нему. Он сам! Он сам сделал тогда первый шаг…

Я не спросила ее ни о чем, только лишь посмотрела в глаза Каролине. Похоже, она слишком долго молчала, ни с кем не делясь своей тайной, поэтому, вдруг обретя шанс сказать обо всем, что давно наболело, не стала скрывать ничего.
– Он мне сразу понравился. С первого взгляда… Но это тогда еще было не то. Так мне нравились многие. Да и с Вилли казалось куда интереснее. Он так смешил меня, когда пытался играть в “рокового поклонника”! Я отвечала ему в том же духе. Над нами забавлялся весь класс. Они просто надрывали животики, когда смотрели, что мы творим! Было здорово и… Несерьезно! Потом наступили каникулы, и мы расстались, вернувшись к родителям… А когда все собрались на занятия, мы с Вилли вновь сели вместе. На первом уроке он мне написал, что нашел одну “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35