И, Мензолу руками обнимая,Он говорил, влюбленный лик лобзая:
CCCXIII «Будь проклята, о ночь, с своею тьмою,Завистница восторга нас двоих!Ведь я так рано принужден тобоюПокинуть благородную! КакихЯ ждал блаженств — и их лишен судьбою!»И много длительных речей иныхВ страдании глубоком изливалось:Разлука горше смерти показалась.
CCCXIV Стояла Мензола, мила, стыдлива,Потупившись, как будто бы грешна,Хотя уж не была она так живо,Как в первый раз, тоской удручена.Разнеженная, хоть чужда порыва,Была уже счастливее она.Обмана все-таки ей страшно былоНевольно — и она заговорила:
CCCXV «Что можешь сделать ты еще — не знаю;Не уходить — предлог теперь какой?Любовь моя, тебя я умоляю, —Ты утолен со всею полнотой —Ты должен удалиться, полагаю,Не медля ни минуты здесь со мной.Ведь только если ты уйдешь, любимый,Я здесь могу остаться невредимой.
CCCXVI И лишь листок, я слышу, шевельнется,Мне чудятся шаги подруг моих.Так пусть тебе в разлуке не взгрустнется:Ведь от напастей я спасусь лихих.Хоть пред разлукой больно сердце бьется.Готова я, и страх во мне затих,А ночь близка, а нам идти далекоОбоим, чтобы дома быть до срока.
CCCXVII Но, юноша, скажи свое мне имя,И пусть оно останется со мной:Мне груз любви тяготами своимиС ним будет легче, нежели одной».«Моя душа, — ответил он, — какимиЖить силами смогу, простясь с тобой?»И назвал ей себя — и целовалисьОни без счета, нежно миловались.
CCCXVIII Влюбленные, готовые расстаться,Уже прощались столько, столько разН не могли никак нацеловаться —Глав тысячу б я вел о том рассказ.Но это всем знакомо, может статься,Кто наслаждался так хотя бы раз,Кто знает, сколько несказанной мукиВ усладе, что обречена разлуке.
CCCXIX Несчетных поцелуев не умелиОни унять. Пойдут, скрепив сердца,Но шаг — и вновь назад, к желанной цели —Лобзать румянец милого лица.«Моя душа! Прощай! Зачем? Ужели?» —Друг другу лепетали без конца,Вздыхая, и расстаться не решались,Сходились вновь, и шли, и возвращались.
СССХХ Но видя, что уж невозможно далеОтсрочить расставание никак,В объятья руки жадные сплетали,Друг друга, страстные, сжимая так,Что их бы силою не разорвали:Любовь не отступала ни на шаг.И долго так стояло изваянье —Любовники влюбленные в слиянье.
CCCXXI Но наконец они разъединились,Пожала руку милая рука,На миг друг в друга пристально воззрились,Пришли в себя, опомнились слегка.И вот они, печальные, простились,Хоть и была разлука так тяжка.«Будь, Мензола, хранима вышней силой!» —«С тобою здесь, мой Африке, мой милый!»
CCCXXII Путь Африко к долине направляет,А в горы Мензола с копьем в руке,Задумчиво — и глубоко вздыхаетО сбывшемся несчастии в тоске.И взор его ее сопровождает,Любуясь ей, еще невдалеке.Что шаг, то Африко оборотится,На ненаглядную не наглядится.
СССХХIII Шла Мензола, все время озираясь,Любуясь на любимого сверх сил,К сразившему ей сердце обращаясь,Что, как никто, желанен ей и мил.Движеньями и знаками прощаясь,Так дружку друг далеко проводил,Пока они не выбрались из лесаИ дали разделила их завеса.
CCCXXIV Наш Африке в то место устремился,Где утром он свою одежду скрыл;Пришел — не отдыхал, заторопился,Себя в мужское платье обрядил.Потом домой веселый воротилсяИ там наряд он женский положилСкорей на место, чтобы не явилисьОтец и мать да платья не хватились.
CCCXXV И хоть и пребывали АлименаИ Джирафоне в грусти не шутя,Все на дорогу глядючи бессменно:Не возвращается ль домой дитя?-Но, как увидели: идет — мгновенноУтешились, покой свой обретя,И начались расспросы: где скитался?Что долго так домой не возвращался?
CCCXXVI Чтобы сокрыть любовное томленье,Оправдывался Африко и лгал:Хоть улеглось в груди смолы кипенье,Он глубже, чем когда-нибудь, пылал..С горошинку казалось измышленье,И говорить он сам с собою стал:«Когда же день придет на смену ночи,И я вернусь лобзать уста и очи?»,
CCCXXVII Так все в душе безмолвно вспоминаяВ подробностях, что совершилось днем,И этим душу много услаждая,Все, что ни делали они вдвоем,Он повторял в уме. Но тьма ночнаяУж спать велит; он прочь — чуть не бегом,Хоть глаз сомкнуть и ни на миг не в силах,Всю ночь во власти тех же мыслей милых.
CCCXXVIII Вернемся к Мензоле, что из долиныОдна в задумчивости шла, поройСебя считая все же в зле невинной,Все каялась, она и, лоб рукойСжимая, думала: «Такой судьбинойЯ сражена, и мой позор — такой,Что, смерть, приди ко мне, тебя молю я,А то сама убью себя, горюя».
CCCXXIX Так горную вершину миновала,Спустилась вниз по склону, там как раз,Где солнце при восходе отражалоСвой первый луч и где последний гас.И тут, как полагаю я, лежалаЕе пещера, так — сказать на глаз —На выстрел лука, а внизу катилсяВеселый ручеек, журчал, резвился.
СССХХХ И подошла она к своей пещере,С глубокой думою в нее вошла.Предстали вновь страданья и потери.«О горе мне! — она произнесла. —Зачем, прекрасная, по крайней мереЯ у ручья в тот день не умерлаПеред Дианой или в день злосчастный,Как мне явился юноша прекрасный!
CCCXXXI He знаю, глупая, как появитьсяОпять к Диане мне? С каким лицом?Как повернуться? И на что решиться?Я вся горю и страхом, и стыдом,И все во мне как будто леденится,Дыханье в горле сдавлено клубкомИ от печали, и от жуткой боли,Томящей сердце, сжатое в неволе.
CCCXXXII Приди, о смерть, к несчастной обделенной,Приди же к этой грешнице мирской,Приди ты к ней, в несчастный час рожденной!Не медли ты! Чем, если не тобой,Счастлива буду с честью оскверненнойДевической? Сердечный голос мойТвердит, что если не придешь ты скоро,К тебе приду навстречу — от позора.
CCCXXXIII Увы, подружки, думаете вы ли,Что я из круга вашего ушла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23