Он-то знал, что бог не он, а настоящий Бог – он гораздо масечнее любого Маськина, и его натуральное хозяйство гораздо более обширное, хотя и организовано примерно так же, как у Маськина.
Баланс сил между куриными партиями нарушился, как только произошло весьма неожиданное и маловероятное событие. Однажды курица Феня снесла Маськину золотое яйцо.
О тех, кто несёт золотые яйца, обычно не принято упоминать вслух, их держат в тёмных, закрытых, плохо проветриваемых помещениях и алчно вытаскивают из их поблёскивающих кладок золотые яйца. А потом, как водится, подкравшись ночью, пытаются посмотреть, что же у них внутри, и на этом и заканчивается их фактическая златояйценосность.
Феня избежала всех этих обычных стадий и сразу, в то же судьбоносное утро, так извернулась, что изловчилась заглянуть внутрь себя самой, чтобы посмотреть, что же это у неё внутри, что она вдруг ни с того ни с сего стала нести золотые яйца. Между тем от такого акробатического действия Феня завернулась узлом, и Маськин обнаружил её в таком незавидном положении.
Маськин сразу закричал: «Пиу-пиу-пиу!», – знаете, как настоящая «скорая помощь». Он всегда так делал в особо срочных, можно сказать, неотложных обстоятельствах. Курицу Маськин немедленно развязал, но она захворала, и Маськину пришлось три раза в день делать Фене лечебный массаж курицы.

Феня выздоровела, однако больше золотых яиц не несла. По всей видимости, источник золотых яиц находится где-то не внутри того, кто их несёт. Не зря народная мудрость предостерегает: «Не путай божий дар с яичницей!»
Хотя в мире и нет ничего такого, чего бы мы не нашли в самих себе, однако нужно признать одно исключение. Сколько ни заглядывай в самого себя – не найдёшь там источник своего вдохновения. Он всегда снаружи, вовне, в тех зыбких сферах, откуда к нам спускаются музы, значительно прибавившие в весе в наш век общественного питания, ставшего настоящим общественным испытанием.
И когда ночи становятся короче, и светает в такую рань, что проснуться просто не представляется возможным, нежный Бог, склонившись к самому нашему бархатному сонному ушку, тихо шепчет трогательные стихи, едва касаясь нас губами. Просыпаясь, мы несём их в себе до поры до времени, но внезапно, когда никто, включая нас самих, ничего такого не ждёт, мы начинаем нашёптывать, а потом и скрести пером по бумаге трепетные строки…
Мои стихи пронизаны тобой,
Как веточки, пронизанные небом,
Как капельки, проникшие сквозь стёкла,
Пронизывают тонкий лёд стекла.
И дней моих нехитренький покрой
Весь из тебя. Укутавшись в нём, мне бы
Всё наблюдать, как утра гаснут блёкло,
И как почти что вечность протекла…
Не пытайтесь заглянуть в себя и найти источник таких строк. Мы лишь поблёскивающие в оркестровой яме инструменты того неумолкающего голоса, который всегда будет звучать в нас!
Глава 45
Маськин и Клопушка
Вы, наверное, подумали, что я допустил описку в названии этой главы, и что я хотел написать «хлопушка», а не «Клопушка». Вовсе нет, дело здесь не в правописании. Правда, Маськин действительно очень любил всякого рода хлопушки, потому что с их помощью можно было издавать громкие резкие звуки, похожие на хлопок. Таким образом Маськин обычно пугал своих котов, и они стремглав неслись со двора в дом. Конвенциональным способом загнать их с прогулки было непросто, поскольку, демонстрируя свою крайнюю независимость, они никогда Маськина не слушались и ходили гордые да непокорные до тех пор, пока Маськино терпение не лопалось и он не прибегал к использованию менее конвенциональных, чем уговоры, но, безусловно, гораздо более эффективных хлопушек.
Между тем речь в этой главе пойдёт вовсе не о хлопушках, а об одном маленьком существе по имени Кл?пушка (с ударением на первый слог). Нужно признаться, что Клопушка был клопом, но поскольку даже среди своих низкомелких собратьев он выделялся особой низкомелкостью, то никак иначе, как Клопушкой, его и назвать-то было нельзя.
Клопушка был племянником клопа-сартирика Великанова, которого Маськин с тапками повстречал ещё летом во время своей поездки в деревню. Клопушка тогда сам гостил у дяди в матраце, позаимствованном из местной психбольницы, в котором проживал горький пьяница – сартирик Великанов. В ту памятную ночь, воспользовавшись оживлённой беседой, завязавшейся между опальным гением эстрады и Маськиным, Клопушка залез в Левый Маськин тапок и прибыл инкогнито в Маськин дом, где и стал жить-поживать в Маськином тапке до того злополучного дня, когда Левый тапок вернулся с Кубы в посылке в не очень приглядном виде и был постиран Маськиным с мылом.
Перед самой стиркой Клопушка едва успел унести ноги, словно Ной от потопа, и переселился в Маськин матрац, где он постарался проживать спокойной и, по клоповьим меркам, размеренной жизнью, так никем и не замеченный, лишь изредка покусывая Маськина исключительно для пропитания, а не в целях какой-то садистической насладительности, с которой обычно кусаются, к примеру, комары.
Почему с этими вреднющими насекомыми никак нельзя договориться? Я бы ставил во дворе целый стакан собственной крови для них, но только чтобы они не кусались. Сам бы кровь сдавал по субботам, чтобы организованно скармливать комарам, только без укусов, зуда и расчёсов. Нет, им именно надо попить моей кровушки, обязательно укусив минимум в пяти разных местах, пусть даже если пятый укус будет стоить им жизни.
Помнится, в старой Европе комары были какие-то неуверенные в себе, можно сказать, какие-то нерешительные. Подолгу боялись приблизиться, кружились где-то в сторонке, и лишь потом аккуратненько, пока никто не смотрит, могли укусить, но совершенно деликатно и только один раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99