Эля (задумчиво). Ты такой необычный, но мне с тобой так хорошо. А тебе, наверное, скучно со мной, простуженной дурой.Глеб. Ты – вовсе не дура. Вообще настоящие дуры встречаются исключительно редко. Я, например, никогда не встречал. Женщины просто забрасывают свои мысли о главном и принимаются думать о мелочах, отчего через некоторое время оказывается, что о главном мыслить они отучились.Эля (проникновенно). Глеб, а что же это самое главное, о чем нужно думать?Глеб. Ты и сама знаешь.Эля. Любовь?Глеб. Да, конечно, любовь.Эля (взволнованно). Но мы и думаем все время о любви! (Помолчав.) Ну, конечно, когда не думаем о порванных колготках… Но какая же любовь в порванных колготках? Ведь это тоже важно, Глеб? Это ведь важно, чтобы женщина была красивой?Глеб. О, да… Настолько же, насколько важно, чтобы якорь был красивым. Потому на флоте всех новичков и заставляют драить якорь…Эля (игриво). А как же «в человеке все должно быть прекрасно» и так далее…Глеб. Опять штампы, опять ярлычки… Постарайся думать только своим умом и слышать только своей душой… Забудь всю эту дребедень!Эля (настойчиво). Чехов – это не дребедень…Глеб. Чехов мыслил для себя, вот и ты сама помысли, а не повторяй бездумно чьи-то откровения…Эля (игриво). Значит, ты мыслитель… Знаешь что, Глеб, а возьми меня с собой!Глеб (очень серьезно). Не могу.Эля (расстроившись). Почему?Глеб (рассмеявшись). Потому что у тебя насморк!!! А скитаться по улицам с насморком, особенно зимой – это не самый лучший способ, чтобы насолить своим предкам.Эля (обиженно). Я вовсе не потому собралась бежать с тобой…Глеб (удивленно). А почему?Эля (разочарованно). А говорил, что знаешь толк в любви…Глеб (нежно). Ты любишь меня?
Молчание. Эля пытается что-то сказать, но у нее приступ кашля.
Если ты любишь меня, то ты должна идти домой! Тебе больше нельзя оставаться в холоде!Эля. Можно я останусь в твоей палатке?Глеб. Там еще холоднее, чем на улице.Эля. Тогда пойдем ко мне. Предки уже спят, я проведу тебя к себе в комнату.Глеб. Прости, но я не хочу в тепло. Тело быстро разнеживается и потом кажется совершенно невозможно выйти на промозглый декабрьский ветер.Эля. Ты возьмешь меня с собой? Ты будешь меня ждать здесь утром? А куда мы пойдем?Глеб. Мы пойдем в Мадрид, а может, в Рим…Эля. Проводи меня до подъезда… Сцена 6 Эля и Глеб, обнявшись, стоят у двери подъезда.
Эля. Как странно, еще сегодня вечером я и понятия не имела, что ты есть! А теперь не представляю себе жизни без твоих слов, без твоих глаз!Глеб. Я навсегда останусь с тобой… Не волнуйся. Ведь если времени действительно не существует, то эта ночь будет длиться вечно.Эля. Как странно, еще сегодня вечером я была крикливой куклой, взбалмошной идиоткой… А теперь мне кажется, что все это было не со мной и что все, что действительно существует, – это вот этот твой пиджак и твои руки… Ты ведь будешь меня ждать здесь завтра?Глеб. Ты знаешь, в одном городе, не помню, в какой стране, я повстречал безногого калеку, путешествующего по земле так же, как я, но только на инвалидном кресле, и когда я его спросил, как же он, безногий, пустился на такое рискованное бесконечное путешествие, он ответил: «Зато у меня есть колеса, а колеса куда быстрее ног, если уметь ими пользоваться!» И на следующий день он действительно укатил гораздо дальше, чем я смог дойти ногами…Эля. К чему ты это вспомнил?Глеб. К тому, что в ожидании завтра самое главное – это не завтра, а его ожидание.Эля. Пойдем ко мне… пойдем сейчас… Я готова…Глеб. Эля, у тебя температура, и наутро тебе будет противно обнаружить в своей постели бомжа. Я обещаю тебе, что всегда буду с тобой…Эля. Ты самый удивительный человек из всех, кого я встречала! Недурная собой девушка, которая отказала, по крайней мере, трем дюжинам ухажеров, приглашает тебя провести с ней рождественскую ночь, и ты отказываешься!Глеб. Предо мной маленькое озябшее существо, вдобавок страдающее жестоким насморком… Я был бы извергом, если бы поддался твоим уговорам!Эля. Ты просто боишься заразиться насморком. Да?Глеб. Ну, пусть будет так…Эля. Ну, тогда я пойду. Вынести тебе что-нибудь поесть?Глеб. Не надо. Я не люблю есть ночью, а утром после Рождества мусорки полны всякими яствами!Эля. Завтра мы будем пировать вместе! Скажи, Глеб, ты ведь мог выбрать себе любую жизнь. Ты умен, и красив, и такой… удивительный человек. Почему же ты выбрал судьбу странствующего нищего?Глеб. Мне кажется, нищ лишь тот, кто богатым себя не считает. Я, может быть, гораздо богаче твоего отца…Эля. Неужели?Глеб. Мне принадлежит весь мир, а твой отец даже сам себе, наверное, не принадлежит…Эля. Как это верно…
Пауза.
Поцелуй меня…
Глеб нежно целует Элю в лоб, и та тихо скрывается за дверью подъезда. Действие третье Сцена 7 Позднее утро. Та же богато обставленная столовая в доме на набережной Парижа. Стол накрыт для завтрака. За столом сидят родители Эли. Лакей молча разливает им кофе и уходит. Отец снова читает газету.
Отец. Ну, что, когда наша рэволюционэрка вчера вернулась?Мать. Часу в третьем ночи… Ох, не иначе все это закончится пневмонией или того хуже.Отец. А что может быть хуже пневмонии?Мать. Беременность… Она всю ночь прообнималась с каким-то бомжом.Отец. Да ты что? Что же ты меня не разбудила? Я бы его застрелил! Или просто набил бы морду…Мать. А он, похоже, мазохист. Его вчера два других бомжа отметелили, а он даже кулаки сжать не пожелал, я все в окно видела… а наша дура так ему на шею и повисла…Отец. Что ж ты не вышла и не прекратила это безобразие? Почему не разбудила меня? Почему не позвонила в жандармерию?Мать. Ты же знаешь, что все это бесполезно. Ей восемнадцать лет, и она не обязана нам подчиняться… А весь этот ее насморочный эпатаж придуман только для того, чтобы вывести нас из себя…Отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100