Ваш премьер-министр лорд Мельбурн прибудет в течение часа и все вам объяснит. Мне кажется, что сначала, видимо прямо сегодня, должен собраться Тайный Совет. Впрочем, по всем этим вопросам вы можете полагаться на рекомендации лорда Мельбурна.
– Я именно так и поступаю. Милорд архиепископ, милорд Конингем, благодарю вас за то, что вы пожаловали сюда. Вы, наверное, очень устали. Разрешаю вам сейчас удалиться.
Мужчины ушли, и за ними закрылись двойные двери. Виктория, королева Англии, осталась одна в покоях во дворце Кенсингтона в первый раз в жизни. Одна. Она произнесла это слово вслух. Потом медленно оглянулась. Знакомая мебель, портреты ее предков в пыльных позолоченных рамах… Сколько вечеров она провела в этой комнате, сидя выпрямившись в одном из этих кресел с высокими спинками. Она шила и слушала, как вела беседы ее мать. Тогда разговаривали все, кроме нее.
«Что ж, слушая, я узнала очень многое», – подумала Виктория. Люди постоянно обсуждали ее персону так, будто она при этом не присутствовала. Они разговаривали о таких вещах, которые ей не следовало слышать. Она так зависела от герцогини, ее мать постоянно повторяла, что она так молода, просто дитя. Даже спускаться по лестнице ей не дозволялось без того, чтобы кто-то не держал ее за руку.
Но сегодня утром она впервые в жизни спустилась по лестнице одна, легко касаясь перил. Виктория старалась, чтобы ее мать и даже баронесса Лизен, ее гувернантка, не видели выражения ее лица.
Сейчас она подошла к окну и широко распахнула его. Поднималось солнце. Оно расцвечивало мрачный горизонт розовыми и золотыми полосками. И птицы снаружи уже вовсю распевали на деревьях.
Все кончено. Больше не будет вечеров, когда ей не удастся раскрыть рта. И никаких материнских лекций о том, что нужно достойно вести себя, быть послушной, скромной и тихонько держаться позади, пока мама-герцогиня будет вырываться вперед. Она стала королевой Англии. С того момента, когда ей, в ту пору двенадцатилетней, Лизен объяснила, что она – племянница короля и наследница трона, Виктория ждала этого дня. Ей было жаль дядюшку, доброго, немного странного старика. Виктория понимала, как ему были ненавистны постоянные попытки матери вырваться вперед, таща за собой Викторию и постоянно напоминая ему, что у него не было детей и что ему прямая дорога в могилу.
Некоторое время Виктория стояла у окна, придерживая на груди концы своей простой шали, чтобы защититься от холодного утреннего воздуха. Она думала, как же, наверное, злятся мама и остальные придворные дамы, ожидая послушную девушку, их дорогое дитя, которое должно немедленно прибежать наверх и рассказать им, что именно случилось.
«Ей не следовало бы идти вниз одной! Я ее мать, и должна быть с ней, чтобы поддерживать ее…»
Вспомнив эти слова и недовольное выражение лица матери, Виктория улыбнулась. Пусть они подождут. Она доставит им это удовольствие. Она – королева!
Три женщины были королевами Англии. Мари Тюдор, Кровавая Мария, Мария-католичка – папистка. Ее осуждали в книгах по истории – паписты были чудовищами. Виктория получила весьма посредственное образование, но это ей внушили достаточно четко.
Потом была Элизабет. Ее хвалили и прославляли. Но сама Виктория считала ее ужасной, больше похожей на пирата в юбке, чем на женщину. Кто-то сказал ей об этом. Конечно, не Лизен: она была малообразованной женщиной. И, наверное, не мистер Дэвис, настоятель Честера. Но кто-то ей сказал об этом, и она запомнила эту фразу.
Она не хочет походить на Марию или Элизабет, и уж тем более на королеву Анну. Та правила позднее. Анна, женщина весьма недалекая, находилась под влиянием фаворитов, и народ смеялся над ней, так же как над ее бедным сумасшедшим дедом Георгом и ее дядюшками, принцем-ренегатом и королем Вильгельмом. Вот их портреты висят на стенах позади нее. У нее в жилах течет та же кровь, что и у этих людей, но они были глупцами, и она не собирается становиться похожей на них.
Конингем не ждал от нее многого. Она поняла это, когда он целовал ей руку. Наверняка подумал, что она еще девчонка, ни на что не годна, и решил не обращать на нее внимания. Но ему придется поменять свое мнение. Она лучше других понимала, что такое корона, если даже до последнего времени ее носил клоун-матрос, которого никто не воспринимал всерьез.
Виктория закрыла окно и тщательно заперла его. Она ненавидела что-либо не доводить до конца.
Потом она пошла вдоль длинного зала и примерно в центре неожиданно повернулась и сделала несколько веселых танцевальных па. Но, едва приблизившись к двери, перешла на степенный шаг.
Они все собрались за дверью: герцогиня Кента, баронесса Лизен, в своем халате напоминающая взволнованную ворону с крючковатым носом и быстро бегающими черными глазками. Здесь была и леди Флора Гастингс, любимая дама герцогини, и ревизор финансов лорд Джон Конрой. Лорд Конингем и архиепископ уже уехали, но все остальные спустились вниз, чтобы узнать, что же случилось с Викторией.
Когда дверь открылась и она предстала перед ними, герцогиня инстинктивно шагнула вперед. Ее полное лицо было краснее обычного.
Она кипела от возмущения при виде своей дочери, такой спокойной и собранной. Из-за безудержных вспышек гнева герцогиня уже нажила себе множество врагов и сейчас прямо-таки была вне себя оттого, что девушка так долго пробыла внизу, когда ей ясно приказали сразу же подниматься наверх.
Она открыла рот, чтобы потребовать от Виктории объяснений, но слова застряли у нее в горле, когда в первый раз в жизни она увидела прямой, устремленный на нее взгляд дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112